Лин Андерсон - Бредень

Говоря Роне Маклеод, что убитый был обыкновенным мальчиком по вызову, хотя и не самым дешевым, он ошибался. Здесь, в Глазго, в соответствующих кругах его не знали, но и на залетную птицу он не был похож. Если он и состоял в деле, то, видимо, совсем недавно. Только и успел, что умереть.

Билл рассматривал фотографию, лежавшую перед ним на столе. Как правило, в будках моментальной фотографии снимались смеха ради. Два-три оскалившихся лица, красные от вспышки глаза.

Эта фотография была совсем другого рода.

Мальчик старательно позировал перед камерой. На нем была застегнутая на все пуговицы рубашка с маленьким воротником и нарядный синий пиджак.

Пригладить густые волнистые волосы для съемки так и не удалось, и челка упорно падала на лоб, отчего он выглядел по-особому ранимым. И ошибиться было невозможно. Овал лица, тонкий нос, глаза. Несомненное сходство с Роной.

Билл откинулся на спинку старого кожаного кресла, которое он не позволил выкинуть, когда в его офисе меняли мебель. И пусть начальство считает, что кресло уродует обстановку, в нем ему хорошо думалось.

Он был уверен, что мальчик не занимался проституцией. Он не показался ему профессионалом ни в той вонючей квартире с веревкой на шее, ни на этой фотографии. Зачем ему нужна была эта фотография? Билл подумал о своем собственном сыне. Шестнадцать лет, а куда менее серьезный на вид. Для чего Робби могла бы понадобиться такая официальная фотография? Может, для удостоверения личности?

Он выпрямился и нажал кнопку у себя на столе. После нескольких настойчивых звонков дверь открылась, и в щель просунулась голова констебля Дженис Кларк.

– Проверьте университеты и колледжи, Дженис. Узнайте, не бросил ли кто из студентов посещать занятия.

– Думаете, он был студентом, который так подрабатывал?

Они уже предостерегли одну университетскую газету от публикации объявлений о найме в местную сауну «студенток, желающих заработать». Главный редактор тогда изъял объявление из готовящегося к печати номера, но с большой неохотой. Для него это был законный способ заработать себе на образование.

– Повидайтесь с редактором той газеты. Узнайте, не приносили ли им объявлений о работе для молодых людей.

Дженис брезгливо подняла брови.

– И соедините меня с доктором Маклеод. Может быть, она нашла что-нибудь в подтверждение этой версии.

Но доктора Маклеод не было на месте.

– Крисси говорит, она ушла два часа назад и до сих пор не вернулась. У нее свидание с каким-то загадочным незнакомцем, говорящим сексуальным голосом.

– Констебль…

– Это слова Крисси, сэр, не мои. Они сами перезвонят, когда будут какие-нибудь новости.

В любой день и час галерея и музей Кельвингроув были полны посетителей. В это утро туда пришла группа студентов из художественного училища Глазго. Студенты, примостив на коленях этюдники, расположились на ступенях южной лестницы. До чего же хорош главный зал, думала Рона, каждый уровень – сам по себе произведение искусства. С балкона второго этажа вниз глядели статуи, чей гладкий белый мрамор она так любила трогать в детстве. Лучи весеннего солнца, проходя сквозь цветное оконное стекло, рассыпались по темному полированному дереву дрожащими радугами.

Вереница младших школьников потянулась в зал с динозаврами. Рона последовала за ними, наблюдая, с каким изумлением они глазеют на гигантские скелеты. Один светловолосый малыш стоял немного поодаль и щурился в микроскоп, разглядывая окаменевшие останки ископаемого москита, который был навеки замурован в капле древесной смолы, превратившейся в янтарь. Настоящий Парк Юрского периода в Глазго, пришло в голову Роне. Но что тут плохого, если это заставляет ребенка думать и пробуждает любознательность?

Отец часто приводил ее сюда, и они вместе бродили по бесчисленным залам, и она без конца задавала вопросы. Отец отвечал на все. Большую часть ответов он выдумывал, как она понимала сейчас, но это не имело значения, потому что его увлеченность и любознательность были неподдельными, и он передал эти свойства ей.

Рона знала, что Эдвард не опоздает, и специально сама пришла пораньше, чтобы собраться с мыслями. Когда они были вместе, ее не покидало ощущение, что он ею манипулирует, заставляет ее делать то, что хочется ему. Даже теперь, столько лет спустя, он, возможно, все еще способен вызывать у нее чувство собственной неполноценности. В суде все было по-другому. Там они обсуждали факты. Она могла объективно их взвесить и принять рациональное решение. В суде Эдварду не удавалось играть у нее на нервах.