Сохейр Хашогги - Мозаика (в сокращении)

Быть может, Фатма заскучала по родине, по привычному укладу жизни, думала Дина, ища в сумке ключи. Или у нее начался климакс. А может, это связано с одиннадцатым сентября и всем, что началось потом. Как бы то ни было, но общаться с Фатмой становилось все тяжелее.

Дина даже думала, не поговорить ли об этом с Каримом. Но не стала: слишком много у них возникало споров по другим вопросам, в основном касавшимся различия культурных традиций.

Дина вошла в дом и крикнула:

— Я пришла!

Ответа не последовало. Она подошла к лестнице и крикнула еще раз — в доме было три этажа и подвал, роскошь по нью-йоркским меркам. Дома никого не оказалось. Впрочем, в этом не было ничего необычного. Фатма, наверное, после школы снова повела детей в парк. Значит, они вернутся с минуты на минуту.

Она заподозрила, что что-то не так, лишь когда не обнаружила записки. Как бы с Фатмой ни было трудно, она всегда была крайне пунктуальна во всем, что касалось детей. Сама она по-английски не писала, но обязательно просила кого-то из близнецов написать записку о том, где они и когда придут. Записку оставляли под деревянной мельницей для перца на кухонном столе.

Дина почувствовала первый укол беспокойства, но сама себе объяснила, что причин переживать нет. Она проверила автоответчик. Сообщений не было.

Может, Карим пришел пораньше и куда-то их повел? Например, поесть мороженого… Нет, вряд ли. Она же сказала, что хочет приготовить семейный ужин. Она позвонила ему на работу.

— Мистер Ахмад недоступен, — сообщил незнакомый женский голос. Дина хорошо знала секретаршу Карима Хелен.

— Это говорит его жена. Вы не знаете, он уехал домой или нет?

— Его нет в офисе. Больше я ничего сказать не могу. — Женщина говорила холодно и сдержанно, как с какой-нибудь навязчивой посетительницей.

— А Хелен на месте? Могу я с ней поговорить?

— Хелен недоступна.

— Что значит «недоступна»?

— Ее здесь нет. И мистера Ахмада тоже. Вы хотите что-то передать?

— Попросите его позвонить мне. При первой же возможности. Это… это очень важно.

Наверняка у всего этого было простое и логичное объяснение. Возможно, срочная встреча, которая потребовала присутствия не только Карима, но и Хелен. Она велела себе успокоиться. Надо немного подождать. Минут пятнадцать. Потом можно будет справиться у соседей. У Энди, который торгует газетами на углу. Он видит все, что происходит у них на улице.

Дина пошла в спальню — переодеться в любимый домашний костюм. Вот она его наденет и сразу успокоится.

На кровати она увидела записку — точнее, письмо.

Оно начиналось со слов «Дорогая Дина», а дальше Карим сухо и формально извещал ее:

«Я хочу, чтобы ты знала: это решение я принял после долгих размышлений и считаю, что нашел наилучший выход.

Как ты помнишь, мы с тобой много раз говорили о том, как меня заботит влияние, которому подвергаются Али и Сюзанна…»

Боже, о чем он? Сердце ее рвалось из груди, дыхание перехватило.

«…и в особенности, как тебе известно, я беспокоюсь за Али: я не хочу, чтобы с ним случилось то же, что с его братом. Но и о будущем Сюзанны я беспокоюсь…»

Далее он пускался в рассуждения на свою излюбленную тему: о недостатках американского общества. Но потом…

«По этим причинам и для того, чтобы они узнали другие традиции и культуру, я решил увезти Али и Сюзанну к себе на родину, в Иорданию».

— Нет! — бормотала сквозь рыдания Дина. — Нет! Нет! — Она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы немного успокоиться и дочитать письмо.

Дальше он писал про деньги: на их совместном счете есть средства, и она ни в чем нуждаться не будет. Но это ее совсем не интересовало.

«За детей не беспокойся, им там будет хорошо. И я, и мои родные — все будут о них заботиться. Работу в Иордании я нашел, мне предложили очень хорошую должность…»

Работу? Карим нашел работу в Иордании? Значит, он все это планировал, знал, что заберет детей. Неужели это тот самый Карим, который уверял, что любит ее?

«Когда ты получишь это письмо, мы уже будем в пути. Я позвоню тебе, когда мы доберемся до места, но прошу, пойми: я своего решения не изменю. Много лет назад я мечтал совсем о другом, но понял, что должен это сделать ради детей. Я вовсе не хотел причинить тебе боль, хотя ты, боюсь, воспримешь это именно так…»

Дина бросила письмо на покрывало. Она не могла поверить, что все это происходит на самом деле.

Шатаясь, она добрела до комнаты детей. Исчезла часть одежды. Любимые книги. Игрушки.