Дэвид Марк - Сумерки зимы

Управляемая международной компанией, специализирующейся на лечении наркомании, эмоциональной неустойчивости и алкогольной зависимости, эта клиника сообщала на своем сайте, что их эффективность составляет 90 %. То, что могло показаться месяцем абстинентных мук, сайт подавал как эксклюзивный отдых в райском уголке.

До вечера было еще далеко, но небо уже начало меркнуть, и серое покрывало яростного снегопада, который вскоре заметет и Гулль, здесь уже прорвалось. Сверху валило конфетти пушистых белых хлопьев, и Макэвой мысленно поблагодарил свое длиннополое пальто, взбегая на крыльцо и чувствуя, как ветер хватает его за брючины.

В холле, за столом красного дерева, сидела улыбчивая женщина средних лет в белой блузе и с безукоризненно подкрашенными черными волосами. На блестящей полированной столешнице стояла ваза с букетом – герберы и гипсофилы. Слева от женщины – глянцевые брошюрки и прайс-листы в аккуратных стопочках. Взять рекламный проспект, разминувшись с нею, было невозможно. Как нельзя и не кивнуть, отвечая на эту приветливую улыбку. Еще сложнее уйти, не втянувшись в разговор и минут через двадцать не уверовав окончательно, что поместье Линвуд – наилучшая из клиник, куда только можно поместить себя, своих близких и свои сбережения.

– Добрый день. Хотя не такой уж и добрый, правда? Похоже, вы одеты по погоде. Как считаете, снег еще полежит? Нынешнее Рождество, пожалуй, и вправду будет белым. Уж сколько лет никак не случалось. Думаю, наших гостей это обрадует. В прошлый раз недовольных было хоть отбавляй. Чем могу помочь, хороший вы мой?

Только усилием воли Макэвой заставил себя не поддаться желанию отступить под почти физически ощутимым напором ее гостеприимства. Хотя женщина была стройной, она чем-то напомнила ему собирательный образ довольной жизнью пухлощекой викторианской поварихи с большими, белыми от муки руками и румяным лицом. Ему уже было жаль горемычных, едва переставляющих ноги пьянчужек, которым предстоит разговор с нею на пути к программе лечения. Еще секунд двадцать в ее компании, подумал Макэвой, и рука сама потянется к бутылке бренди.

– Я сержант уголовной полиции Эктор Макэвой. Подразделение особо опасных преступлений уголовного отдела полиции Хамберсайда. Мне бы хотелось…

– Особо опасных, значит? Разве не все преступления опасны? Вот, скажем, угон велосипеда едва ли покажется кому-то несерьезным деянием. Такое как раз случилось с моим племянником, и он, бедняжка, так расстроился…

Женщина за столом и не думала умолкать, и Макэвой едва удержался, чтобы не захлопнуть ей рот. Улыбка, ни на миг не покидавшая ее лица, поразительным образом не затрагивала глаз – точно освещенные окна давно покинутого дома.

– Я насчет одного из здешних пациентов, – встрял Макэвой, когда женщина сделала паузу, чтобы перевести дух. – Рассел Чандлер. Я звонил, но дозвониться не вышло.

– Ой, да без конца эти проблемы со связью. Непогода, скорее всего. С электронной почтой и интернетом у нас тоже сплошные перебои.

Макэвой раздраженно ворочал во рту языком, строил жуткие гримасы, надеясь напугать дамочку звериным оскалом. Этот денек успел его достать. Он, конечно, подстелил соломки, связавшись с помощником главного констебля Эвереттом и доложив ему, что Барбара Стейн-Коллинсон просит помочь прояснить обстоятельства смерти ее брата. Но разгневанная Триш Фарао все равно наорала на него, прознав, что офисная крыса покинула пост по заданию начальства повыше. «Мог бы и отказаться, кретин! – вопила она в трубку – Мы убийство расследуем, господи боже. Смотри, боком тебе это выйдет, Макэвой! На двух стульях не усидеть никому!»

А он еще подкинул дровишек в топку злости Фарао, передав слова Колина Рэя насчет ареста Невилла-расиста. Та, не дослушав, отключила связь.

– Рассел Чандлер, – твердо сказал Макэвой. – Как я понимаю, у вас есть такой пациент?

Улыбка на лице стража клиники погасла.

– Боюсь, эти сведения конфиденциальны.

Макэвой молчал. Просто рассматривал ее с выражением, способным расплавить экран компьютерного монитора.

– Это важно, – процедил он и понял, что и в самом деле так думает.

– Политика нашего учреждения – полная конфиденциальность, – гордо отрезала регистраторша.

Хотя от входа тянуло холодом, Макэвою было жарко, по шее скатывались капли пота. Конечно, можно затеять свару и к Чандлеру его наверняка пустят, но вдруг клиника подаст официальную жалобу? Что он скажет в оправдание? Чандлера никто ни в чем не подозревает. Он даже свидетелем не проходит, если разобраться. В лучшем случае он может оказаться источником общих сведений по делу, которое даже не классифицировано как криминальное. Да и кроме того, этично ли допрашивать кого-то в подобном месте? Где люди сражаются с собственными проблемами? Господи, Эктор, что ты такое творишь?