Пётр Кожевников - Год людоеда. Игры олигархов

— Да кто ж напутал?! Под утро в ФСБ какой-то доброхот видеокамеру подкинул, а на ней вся хроника событий оказалась заснята: и как пацаны насмерть дрались, твой, Жанна, Колька и твой, Зоя, Петька. — Рамиз отодвинулся от Зои и почему-то перевел взгляд на Ремневу. — Никитку бандюки насмерть замучили. А где Любка — не знаю, не могу сказать. И никто пока не знает. Да времени еще мало прошло! Парамон тоже опознан. Да вам на них лучше и не смотреть! Здесь органы по горячим следам работают: шутка ли, видеозапись получили! А про Кольку тебе кто-то конкретно сбрехнул: его за территорией обнаружили, на льду распластался без сознания, сейчас в одну палату с Петрухой определили. Пусть мирятся мальчишки. Что теперь делить-то?! Идите навещайте! Только проветритесь, а то вас таких, начитанных, туда вряд ли пустят.

— За кого ты нас, гражданин начальник, принимаешь? — Махлаткина надменно поджала крупные воспаленные губы и запрокинула голову. — Чем мы хуже других-то, а? Что у нас, и горя человеческого уже не может быть?

— Ладно тебе трендеть, лоханка! — уныло оборвала подругу Антонина. — У человека хлопот полон рот, а ты все со своими проблемами! Твой-то жив — и усопни! Пойдем, вон, Зойку утешать: она, считай, за один кон пол-семьи потеряла!

— А где Трошка-то околачивается? Он что, забыл, кто его из «аквариума» вытащил?! — Шалманбеков отошел от женщин, напряг глаза и всмотрелся в окружающее пространство. — Да вот он! Ну-ка, иди сюда, инвалид по жизни!

— Ня-ю! Ня-ю! — Нетаков неуклюже семенил по снегу. — Е а-аеи!

— Ничего ты еще не знаешь, пугало огородное! — Милиционер ухватил глухонемого за рукав армейского бушлата и резко дернул в свою сторону, отчего тот, не имея сил сопротивляться, повалился на закопченный и окровавленный снег. — Слушай и молчи! Ухи свои напряги глухие и слухай! Ты свою бабу убил?

— Не я! Не я! — закричал Митрофан, настороженно глядя в красно-коричневые сверкающие глаза нависшего над ним капитана. — А-ма! У-уа!

— Ладно, глохни! Сам ты дура! А не то я тебе сейчас твои последние черенки высажу! — Рамиз без натуги поднял глухонемого на ноги и сурово посмотрел в его побелевшие глаза. — Ты сейчас, гнус, где должен сидеть? Ну вот, а за тебя один добрый человек очень много денег дал, и ты теперь можешь на воле балдеть. И он тебе еще денег отвалит — кирять сможешь каждый день до усрачки, и еще на сосок останется! А ты для него должен одного человечка приморить. Еще не забыл, как эти дела делаются?

— Не-е! — с готовностью заблеял Нетаков. — О-оню!

— Ну вот и ладушки! Знаю, что не забыл! Я про тебя вообще всю подноготную знаю, что ты за мерзавец такой! — Капитан улыбнулся и похлопал Митрофана по узкому приподнятому плечу. — Теперича отдыхай. А завтра начнем работать. И чтобы нож с собой был! Понял, чучело соломенное? Наточи, чтобы воздух резал!

— О-то-о! — Нетаков по-обезьяньи вытянул губы трубочкой и издал звук, более уместный в специально отведенном или в безлюдном месте. — У-умна!

— Что пердишь-то своим хлебальником? — Шалманбеков заслонил лицо от вони, которая неслась из утробы глухонемого. — На тебе сотку, больше и не проси! Все равно не дам! А то ты перепьешься и дело не сделаешь. Только смотри у меня, говна никакого не покупай, а то назавтра ослепнешь на оба глаза, и тогда с тебя толку будет как с козла молока! Иди к своим клушам, отрыдай с ними за упокой по полной программе!

Игорь Семенович решил все-таки поесть в ресторане. Его «лексус» дерзко отчалил от поребрика, заставляя расступаться, словно льдины в акватории, наученные горьким опытом за годы перестройки «жигули», «москвичи» и прочие не престижные модели. Кандидат в губернаторы Санкт-Петербурга сам не раз замечал, что некогда модные бандитские «восьмерки» с массовым появлением на отечественных дорогах серьезных иномарок стали выглядеть, как много лет назад одна из первых моделей инвалидной коляски по сравнению с теми же ныне доисторическими «ЗИЛами» или «ЗИСами».

Сегодня Кумиров выбрал «Метрополь». Здесь они когда-то обедали всей своей ныне безнадежно поредевшей командой, собранной покойным Мстиславом, с которым Игорь до сих пор продолжает вести мысленные беседы, спорить, даже скандалить, чего, в общем-то, никогда, кажется, не позволял себе при жизни Самонравова. Умел Славик так едко осадить оппозицию, что ни у кого уже не зарождалось ни малейшего желания продолжать с ним полемику. Остер был на язык, покойник, но и жесток, буквально беспощаден!