Питер Страуб - Магия кошмара

Тихий, но настойчивый стук в дверь разбудил его. N посмотрел на часы: одиннадцать тридцать, раньше, чем он предполагал.

— Сейчас иду.

Он встал, потянулся, плотнее обмотал полотенце вокруг талии. Облако тошнотворного цветочного запаха окутало его, как только он открыл дверь. Альбертина, одетая в плащ поверх ночной рубашки, нырнула в комнату. N поцеловал ее шею, едва коснулся жадных губ, он продолжал улыбаться, пока она тащила его к кровати.

Альбертина закрыла за собой дверь, и трое мужчин в коридоре одновременно выступили вперед. Тот, что был справа, открыл мешок для мусора и протянул ей. Она сунула туда большой окровавленный нож и изорванную ночную рубашку. Мужчина окинул ее внимательным взглядом.

— Можете войти, — сказала Альбертина, благодарная за то, что он не стал ничего говорить на своем отвратительном французском.

Все трое поклонились. Несмотря на все обещания себе, она не смогла удержаться и поклонилась им в ответ. Униженная, она снова выпрямилась, чувствуя их взгляды на своем лице, руках, ступнях, лодыжках, волосах и на всем остальном, что они могли разглядеть. Альбертина отошла в сторону, и они проскользнули по очереди в комнату, чтобы начать работу.

Она спустилась в затемненный холл, ей навстречу из-за конторки встал отец. Под длинным столом Гастон, пес, черный с белым, вздрогнул во сне.

— Все прошло нормально? — спросил отец.

Он тоже оглядел ее, ища пятна крови.

— А как, ты думаешь, все прошло? — вопросом ответила Альбертина. — Он почти спал. К тому моменту, когда он понял, что происходит, его грудная клетка была уже вскрыта.

Кодовый замок на входной двери щелкнул и открылся. Два американца посмотрели на них. Гастон поднял голову, вздохнул и снова заснул. Альбертина сказала:

— Эти идиоты в беретах сейчас наверху. Кстати, как долго вы использовали японцев?

— Около шести месяцев.

Человек в твидовом пиджаке говорил по-английски, потому что знал, что этот язык раздражает ее, а вызывать раздражение было его способом флиртовать.

— Эй, нам нравятся эти дикие и сумасшедшие парни, они наши меньшие самурайские братья.

— Только пусть твои пустоголовые братья не упустят чемодан в шкафу, — сказала Альбертина.

Уродливый в спортивном костюме хитро глянул на нее.

— У этого человека хорошая одежда. Может, сменишь прикид? — язвительно заметила она.

— Все его вещи отправятся прямо в огонь, — сказал уродливый. — Мы даже не смотрим на них. Знаешь, мы говорим о настоящей личности. Что-то вроде легенды. Я слышал о нем много увлекательных историй.

— Спасибо, Альбертина, — вмешался ее отец. Он не хотел, чтобы дочь слушала эти увлекательные истории.

— Есть за что благодарить, — ответила она. — Этот старый петух заставил меня принять ванну. Кроме того, мне пришлось смыть запах моих духов, потому что он хотел, чтобы я пахла, как девушка из Бора-Бора.

Оба американца уставились на пол.

Тот, что был в твидовом жакете, закрыл глаза руками. Уродливый сказал:

— Альбертина, ты — идеальная женщина. Все восхищаются тобой.

— Хорошо, тогда я должна получить больше денег.

Она развернулась и пошла вниз по лестнице.

Уродливый пропел ей вслед:

— Не правда ли, романтично?

Под его сладкий фальшивый тенор грузовик завелся и задним ходом подъехал к дверям.

«The Ghost Village»

Во Вьетнаме я знал человека, который медленно, но верно сошел с ума, потому что жена написала ему, что его сын подвергся сексуальному надругательству со стороны руководителя церковного хора. Человека звали Леонард Хэмнет. Это был ужасно ворчливый негр ростом в шесть футов и шесть дюймов из маленького городка в Теннесси под названием Арчибальд. Написать его жена додумалась лишь после того, как вынесла все прелести похода в полицию, разговоров с другими родителями и повторного заявления, после которого наконец выдвинули официальные обвинения. Руководитель хора должен был предстать перед судом через два месяца. Леонарду Хэмнету от этого легче не стало.

— Я должен убить его, понимаешь? Хотя я серьезно подумываю о том, чтобы убить и ее, — говорил Леонард. Он все еще держал в руках письмо, обращаясь к Спанки Бурраджу, Майклу Пулу, Конору Линклейтеру, Кельвину Хиллу, Тино Пумо, великолепному М.О. Дэнглеру и ко мне. — Все это просто ужасно, моему мальчику нужна помощь, этого мистера Брустера надо лишить рясы, его надо вздернуть на дыбе и сровнять с землей, а она мне ничего не сказала! Она хочет, чтобы я ее саму укокошил, вот что. Чтобы я снес ее чертову башку и насадил на кол во дворе. Я бы еще плакат повесил: «Самая глупая баба на свете».