Александр Афанасьев - Экипаж специального назначения

У кассы послышалась украинская речь. На полу сидели люди, видимо беженцы. Рядом стоял полицейский, видимо не знал, что делать…

Нахлынуло…

– Мирон…

– Шо…

– Открывай… еще зверьков привез.

– Б… куда?! У меня и так зверинец полный…

– Открывай! Шо я, в машине их буду трымать.

– С…

Четкий металлический звук – ручка входит в замок. На ментовском «бобике» ручка съемная, только внешняя…

– На выход…

Мент… обычный мент, как и во всем СНГ. Пузо, рожа – в два дня не уделаешь.

– Пошел…

Вспышка боли – мимолетный ожог, но я – не сгибаюсь, лишь вскрикиваю – не потому, что больно, а потому, что надо делать вид, что ты обычный терпила, неопасный. Мразь… если он думал, что меня этим проймешь, он никогда не сталкивался с дедовщиной на флоте. Точнее, годковщиной – это пошло с тех времен, когда на флоте служили по три года, не по два. Пробили бы тебе «телевизор» [20] пару раз – посмотрел бы на тебя…

Мразь…

Никогда не понимал, как можно быть ментом. Нет, наверное, есть и нормальные менты. Только попадаются редко.

– Пошел! Ризко!

Снова хлесткий удар дубиной…

С дедовщиной у нас было покончено в Чечне, как стали ездить в командировки. Командование части, поняв, что дело пахнет керосином, провело беседы со старослужащими, а трех почти «граждан» [21] отправили топтать зону вместо дембеля. В «пластилиновой стране», как мы ее называли, ствол всегда под рукой, и свой, и трофейный, и устроить деду несчастный случай или «смертельное ранение случайной пулей» проблем не составляло ни разу. Но до этого не дошло – там как-то все сплотились. Когда поняли, с кем имеем дело, тут не до выяснения отношений между собой.

Спросите: что еще за моряки в Чечне? Да, были. Работали под армейский спецназ, задачи были в принципе те же – рейды, засады, активный поиск в горах. После того как было принято решение создавать универсальные части типа US Navy SEALS, через «пластилиновую страну» должны были пройти все…

– Вперед!

Черный зев задней двери обычного одесского РОВД. Сбитые ступеньки, сама дверь не крашена еще, наверное, со времен Лени Бровастого. Пахнущее хлоркой узилище…

– Стоять!

Стоим.

В общем, выскочить можно. В воротнике – две стодолларовые. В кармане – карточка «Привата». На ней – четыре штуки с небольшим. Важно – не привлечь внимания. И не переборщить. Если они поймут, что что-то не то, вцепятся как клещи…

– Проходим! Сюда сели!

Деревянная скамейка. Знаете, такая старая – дерево и массивные чугунные загогулины боковин. Выкрашена вся в тот же омерзительно зеленый цвет – и дерево, и чугунные боковины. Остро пахнет блевотиной, на полу – свежая пленка воды, сырость. Видимо, кто-то сблевал и потом мыли. На стене – едва заметный мазок крови.

Выкупили? Нет?

– Чо там?

Дежурный наглеет. Это именно дежурный, меня изначально готовили к активным операциям, и потому я прекрасно знаю структуру полицейского участка, что в США, что в любой из стран СНГ – она мало отличается от советской. На боку – потрепанный «АКС-74У», магазины связаны «валетом» – по башке бы дать. «ПМ» в поцарапанной кобуре. Стоит так, что и сам нас не видит, и частично перекрывает другому менту. Вариант – резко встать, обломок спицы в печень, толкнуть вперед, выведя из равновесия и второго мента, потом перехватить автомат. Два магазина – посечь очередями всех и здесь, и в дежурке, и – на рывок. Ментов в здании мало, менты на мероприятии.

Возможно, так и следовало бы сделать. Обстановка все спишет, в том числе и десяток трупов. Сложная сейчас обстановка, по той же Украине какая только сволота не бродит. Но я не могу. Потому что это не бандитско-джихадистский край, это Украина, с «Пузатой хатой» [22] и девочками на Крещатике. И тем более это Одесса, город, где живет моя бабушка… теперь уже – жила. И я не могу просто так взять и порезать автоматными очередями десяток человек в городе, в который я приезжал на лето, в городе, который щедро делился со мной любовью, солнцем и морем.

Не могу.

Зачем взялся? Сам не знаю. Может, потому, что кто, если не я, знающий город вдоль и поперек, бегавший его улицами и отдыхавший на его пляжах. Возможно, потому, что мне хочется другой судьбы для Одессы, грязной, с разоренным Привозом, с наркоманским Палермо на окраине, который надо выжечь каленым железом и больше к этому вопросу не возвращаться, с мразинами, которые торгуют одесскими девчонками в турецкие бардаки… Вот с этими у меня был бы отдельный разговор. Есть у меня знакомые из албанцев – вот я и продал бы этих торговцев живым товаром… на органы. С..и!