Уильям Хортсберг - Сердце ангела. Рассказы

Что касается меня, то это был конец моего нынешнего проекта. Я мог бы во время отпуска заняться вместо этого личностным анализом государственных контролеров, то есть исследованием, которое я предусмотрел как возможную запасную тему.

Я зашел в другой бар и заказал шотландское виски с содовой. Я ощущал огромное облегчение. Я чувствовал себя прямо-таки окрыленным; наверное, это нормальная реакция мужчины, который сделал открытие — его жена, вопреки его опасениям, все же не хочет его убить.

Часы показывали половину одиннадцатого, когда я пропустил третью порцию виски и решил отправиться домой. От бара до дома было около трех миль, месяц уже находился высоко в небе, но я пошел домой пешком.

Улицы были так тихи и пустынны, что я не мог не обратить внимания на автомобиль, который обогнал меня на пару кварталов до моего дома.

Это был мой собственный автомобиль. Дорис возвращалась из клуба. Она проехала еще квартал и остановилась в конце улицы. Ага, она увидела меня и хочет взять: собою, подумал я. Но в следующий момент я вспомнил, что не снял бороду. Странно. Как она узнала меня с бородой, да еще к тому же при рассеянном лунном свете?

Озадаченный, я направился к своему автомобилю. Расплывчатая, удивительно массивная фигура, которая вырисовывалась на фоне ветрового стекла, внезапно превратилась в две отчетливые фигуры. Дорис была не одна. Я остановился, наклонился к автомобильному стеклу и заглянул внутрь. Дорис и… профессор Коннер! Две пары глаз, холодно окинувшие меня взглядом, не оставили сомнения, что мой интерес они расценили как грубое вмешательство. Голос жены, необычно резкий, проник мне в ухо.

— Что вы здесь потеряли, мистер? Убирайтесь прочь!

Я ушел. Я завернул за угол и прополз за кустами обратно, в конец улицы, откуда мог без помех наблюдать за машиной. Я не ошибся. Они снова обнимали и ласкали друг друга. И это в моей машине!

Я посмотрел на часы и стал считать минуты. Десять… пятнадцать… и конца не видно. Наконец я поднялся и направился к освещенной светом фар телефонной будке.

Что потребует Хаскер за то, чтобы помочь мне навсегда отделаться от Дорис? И от профессора Коннера тоже? Наверное, ростовщическую цену. Даже при пятнадцатипроцентной скидке я едва бы мог позволить себе такую роскошь.

Но если мы договоримся о сотрудничестве, возможно, он согласится сделать это бесплатно.

Внутри магазинчика бакалейной торговли никого не было, кроме его хозяина и меня. Я купил две пачки сигарет, надорвал уголок одной из них и закурил.

Он зарегистрировал покупку в книге, бросил монетки в ящик и спросил:

— Здешний?

— Нет, проездом.

Он чуть улыбнулся.

— Хотите попытать счастья?

— Смотря в чем.

Он опустил руки под прилавок и достал оттуда подставку для игры в панч.

— Десять центов за удачу, мистер.

Нехитрое устройство обошлось хозяину в пять долларов. Он почти вернул назад свои деньги, потому что около сорока лунок на подставке были уже пробиты. В ранце из полупрозрачного пластика, прикрепленном к подставке с одной стороны, лежали два карманных электрических фонарика, несколько оловянных зажигалок и складных ножей с деревянными ручками.

Я сделал несколько затяжек, изучая расположение лунок на подставке.

— Недавно один парень выиграл фонарик, — сказал он поощрительно. — Хороший фонарик с зеленым светом.

И наверняка потерял на нем не меньше доллара, подумал я. Фонарики выглядели в лучшем случае на тридцать пять центов.

— Я согласен. На мне вы потеряете сразу нож и зажигалку.

Он наклонился над прилавком.

— В одной из этих лунок лежит жетончик с номером двадцать. Если вы найдете ее, я выплачу вам двадцать долларов.

Я не казался убежденным.

— Вы недовольны, что никто не пробил эту лунку до меня? И не подсовываете мне уже использованный пульт?

Мои слова немного задели его.

— Что вы, мистер. Приз на месте. Мы ведем честную игру.

Десять шансов против одного шанса из девятисот шестидесяти. Я положил десятицентовую монетку на прилавок, взял в руки ключ и пробил лунку. Я достал из нее туго скатанный комочек плотной бумаги и развернул его.

На бумажке ничего не было.

Я порылся в карманах в поисках десятицентовиков.

— Как жареные орешки. Стоит только начать, и потом уже не остановишься.

Я потерял еще тридцать центов и только потом набрал на центральной панели восемь вниз и семь вправо. Еще через несколько секунд я протягивал ему узкую полоску бумаги, при взгляде на которую у него отвис подбородок.