Дик Френсис: Напролом

– Вы ведь знакомы со всеми присутствующими? – спросила принцесса, и я кивнул, хотя половины их я по имени не помнил.

– Чаю? – спросила принцесса.

– Да, пожалуйста.

Та же официантка, что всегда, как обычно, с улыбкой ловко подала мне полную чашку чаю. Без молока, без сахара, с ломтиком лимона.

Принцесса наняла дизайнера, чтобы отделать свои ложи на ипподромах, и все они были одинаковы: стены, обитые бледно-персиковой тканью, кофейного цвета ковер, стеклянный обеденный стол, удобные стулья. Я заходил к принцессе обычно ближе к вечеру, и в это время стол, как и сейчас, бывал отодвинут к стене, и на нем стояли только тарелки с сандвичами и пирожными с кремом, вина и коробка сигар. Друзья принцессы обычно засиживались у нее подолгу после окончания последней скачки.

Одна из дам протянула мне тарелку с крохотными и очень аппетитными пирожными.

– Нет, спасибо, – вежливо ответил я. – Как-нибудь в другой раз.

– Кит такого не ест, – пояснила принцесса своей подруге. – Не искушайте его. Он ведь наверняка голоден.

Подруга принцессы смутилась.

– О господи! Я и не подумала... И он ведь такой высокий.

– Я вообще-то довольно много ем, – сказал я. – Но только не пирожные.

Принцесса, которая имела некоторое представление о непрестанной борьбе, которую я веду за то, чтобы мой вес не перевалил за норму, бросила на меня взгляд из-под ресниц и недоверчиво улыбнулась.

А подругу явно разобрало любопытство.

– А что же вы едите, если не едите пирожных? – поинтересовалась она.

– Омаров, к примеру, – сказал я.

– О боже!

Ее спутник критически взглянул на меня поверх своих пышных усов и крупных передних зубов.

– Поздновато вы стартовали в большой скачке, вам не кажется? – спросил он.

– Боюсь, что да.

– Я все никак не мог понять, что вы там возитесь в самом хвосте. Вы ведь едва не проиграли скачку! Знаете, как волновалась принцесса, а? И мы тоже волновались. Мы ведь все ставили на вас.

– Норт-Фейс очень норовист, Джек, – заметила принцесса. – Я ведь вам говорила. Он слишком своеволен. Иногда его бывает трудно заставить скакать.

– Работа жокея в том и состоит, чтобы заставить лошадь скакать! – в голосе Джека зазвучали воинственные нотки. – Или вы думаете иначе, а?

– Нет, – сказал я. – Я тоже так думаю.

Джек отчасти смутился. Принцесса чуть приметно улыбнулась.

– Зато потом вы его разогрели! – вмешался лорд Вонли, слышавший наш разговор. – Финиш был потрясающий! Из тех, о которых молится любой спонсор.

Запоминающийся. Будет о чем поговорить, будет что вспомнить. "А вы видели, как финишировал Норт-Фейс в скачке "Воскресного глашатая"? Великолепно, не правда ли?"

Джек надулся и отошел. Серые глаза лорда Вонли добродушно смотрели на меня с его широкого доброго лица. Он с искренним одобрением похлопал меня по плечу.

– Третий раз подряд! – сказал он. – Мы вами гордимся. Вы бы не зашли как-нибудь вечером к нам в типографию, посмотреть, как печатается газета?

– Хорошо, – сказал я, несколько удивленный. – С удовольствием.

– Мы бы напечатали фотографию, на которой вы смотрите, как печатают вашу фотографию...

"Нет, – подумал я, – это не просто добродушие. Это мышление профессионального газетчика".

Лорд Вонли получил "Глашатай" в наследство лет в пятьдесят от своего отца, одного из газетных баронов старого закала, которые пробились на сцену в тридцатых годах и принялись поставлять потрясающие новости к завтраку миллионам англичан. Вонли-старший приобрел находящийся на последнем издыхании провинциальный еженедельник и превратил его в великолепную газету, которую читают по всей стране. Он вытащил ее на Флитстрит, сделал ей имя и в нужный момент создал ежедневную версию, которая процветала по сей день, невзирая на саркастические замечания со стороны более новых соперниц.

Старик был колоритной личностью, этаким бизнесменом с пиратскими замашками. Сын его был поспокойнее. Хороший распорядитель с большими способностями к рекламе. "Глашатай", некогда бывший довольно шумной газеткой, в последние десять лет скорее тяготел к солидности.

Сразу стало заметно, что газета перешла в другие руки.

Я подумал о Хью Вонли, сыне нынешнего владельца, наследнике династии: мягкий, слабовольный молодой человек, сейчас к тому же, похоже, не в ладах с родителями. Когда "Глашатай" перейдет к нему, он превратится в нечто плоское, конфетно-карамельное – если вообще выживет.

"Ежедневное знамя", все еще переживающее период крайней беспардонности, было одним из самых резких противников "Глашатая". Недавно, после ожесточенных финансовых интриг, эта газета перешла в руки одного напористого бизнесмена. Про него говорили, что этот человек рвется к власти и к титулу пэра и избрал верный путь, ведущий к тому и к другому. "Знамя" было шумным, суетливым, пронырливым, старательно нарушало все мыслимые табу и каждый день хвалилось новыми подписчиками.