Александр Белов: Бои без правил

Разговор явно покатился куда-то не туда. Не взглянув на деньги, Саша отвел в сторону его руку и поставил полупустую бутылку на парапет.

– Не нужно, Пчел… Все, братцы, поехали, мне к Елисеевой надо…

Ребята коротко переглянулись – встревоженно и немного растерянно, – и это не осталось незамеченным Беловым. Нет, тут что-то не так!

– Давай, поехали!.. – Саша решительно шагнул к машине.

– Ну подожди, подожди, дядя! – преградил ему дорогу Космос. – Ну куда?.. Нас такие козы ждут, ты что! Потные и красивые!..

– Нет, потные завтра, – упрямо мотнул головой Белов. – А сейчас мне к Ленке надо. Я ж соскучился, ребята…

Космос вздохнул и нахмурился.

– Ладно, брат… Пойдем-ка поговорим… Саша не двинулся с места, в сторонку отошли Пчела и Фил. Космос сел на парапет и нехотя начал:

– Сань, во-первых, они переехали…

– Да ты что? Так вот почему не открывали… – кивнул Белов. – А куда, не знаешь?

– Не знаю. Да и не в этом дело… – Космос отвел глаза и принялся жевать губы. Саша ещё со школы помнил, что у друга это – верный признак крайнего затруднения.

– А в чем?.. В чем дело-то? – уже теряя терпение, спросил Белов.

– Ты только это… не злись… Я тебе правду скажу, – Космос мрачно взглянул на друга. – Короче, она шлюха.

«Бумм!» – Саша резко, без замаха врезал товарищу в челюсть. Тот, никак не ожидавший такого поворота событий, навзничь рухнул с перил. Ослепленный яростью Белов пулей перелетел парапет и с глухим рычанием бросился на растерявшегося Космоса. Они сцепились и, осыпая друг друга ударами, покатились вниз по склону.

Фил с Пчелой кинулись к дерущимся, первый навалился на Сашу, второй прихватил Космоса. Через минуту им удалось их растащить, причем Филу явно пришлось труднее – справиться с взбешенным Беловым оказалось совсем непросто.

– Ты что, охренел?! – кричал он в ухо Саше. – Что ты делаешь, Саня, ты в своем уме?!

Космос сел и невесело ухмыльнулся разбитыми губами:

– Ну ты и псих, Белов… Я-то здесь при чем?..

Тяжело дыша, Саша обвел растерянным взглядом хмурые лица друзей, медленно опустил голову и вдруг резко, рывком закрыл ладонями лицо…

Татьяна Николаевна отжала рубашку сына и, встряхнув, развернула её к свету. Пятна крови отстирались полностью, а вот иззелененные рукава и спина, до конца не отошли.

«Придется, наверное, кипятить, – вздохнув, подумала она. – Как бы не полиняла… Турецкая – бог её знает, что за краска…»

Новой рубашки, купленной всего месяц назад на рынке в Лужниках, было жаль. Но несоизмеримо больше и острее ей было жаль сына.

Он вернулся домой рано – испачканный, со свежими ссадинами на лице и мрачный, как туча. Мать сразу догадалась – узнал про Лену. То, что она хотела, но боялась рассказать сама, Саше, видимо, сообщили друзья. Наверное, и подрались-то из-за этой…

Развесив рубашку над ванной, Татьяна Николаевна на цыпочках подошла к комнате сына и осторожно открыла дверь.

Саша лежал на спине, глаза его были закрыты, а дыхание было ровным и размеренным.

«Спит, – решила мать. – Ну и слава богу. Ничего, все обойдется, образуется… Попереживает, конечно, но… Ничего…»

Неслышно ступая, она вышла из комнаты.

Едва за мамой затворилась дверь, Белов открыл глаза и уперся тяжелым, неподвижным взглядом в потолок.

Перед ним, улыбаясь, стояла Ленка – тоненькая, стройная, как балерина, и красивая – до озноба по коже. Такая, какой она была на его проводах в армию, и какой он помнил её все два года службы.

Он чувствовал вкус её губ, запах волос и слышал её подрагивающий от волнения голос: «Ты не думай, я дождусь тебя, Саша, обязательно дождусь! Я же люблю тебя!..» И снова – губы, мягкие, горячие и чуть солоноватые…

И вот эта самая Ленка – шлюха?! Нет, в это невозможно было поверить, это просто не укладывалось в голове!

Но не мог же Космос соврать?! Зачем это ему?.. Да и ребята – их тягостное молчание лучше всяких слов подтверждало правоту его чудовищных обвинений.

А может, пацаны что-то напутали? Ведь Ленка-то даже не живет здесь!.. Может, пустил кто-то со зла грязный слушок, а они и поверили?.. Или что-то узнали, да не разобрались как следует… Кос – он же балабол, трепач, ему лишь бы языком молоть…

Да?! А почему же тогда она перестала писать?! За двадцать девять недель – ни единой строчки! Это почему?!..

Белов подавил тягостный вздох и в который уже раз пожалел о своей несдержанности. Черт! Мало того, что друга обидел, ещё и ушел, ничего толком не разузнав! Лежи вот теперь, гадай!..