Леонид Каганов - Команда Д

– Мои люди делают колоссальную работу! Они разрабатывают, координируют, анализируют мельчайшие детали! Например трое моих специалистов только что закончили изучение архивных чертежей конструкции самолета этого типа с одной лишь целью – указать снайперам места в обшивке, под которыми проходят опорные металлические каркасы, и следовательно есть вероятность отклонения пули от курса. Вы понимаете что это значит? Мы рассчитываем вероятность отклонения пули для каждого запасного – подчеркиваю – запасного снайпера. А тут оказывается, что в салоне происходят еще какие-то чужие игры о которых мы даже и не знаем! Есть ли в салоне огнестрельное оружие? Отвечайте! – Гриценко повернулся к Красновскому.

– Я отказываюсь отвечать! – гордо сказал Красновский. – У нас есть свои секреты – вы же не включаете на весь штаб то, что звучит в вашем наушнике?

– Да сколько угодно! – Гриценко рванул микшер и зал заполнили множественные голоса, нахлынувшие тугой волной из динамика пульта. Разобрать что-нибудь было сложно – кто-то коротко переговаривался, кто-то шепотом вздыхал, кто-то диктовал цифры со странными интонациями – то взвизгивающими, то опускающимися в басовый регистр, и на фоне этого рыдала какая-то женщина, повторяя на разный лад: «Ой, что же это будет… Ой, что же это будет… Ой, что же это…» И Красновский и даже Крылов замерли – они готовы были услышать все что угодно, но не такую какофонию звуков. И вдруг на шипящем выдохе прозвучало властным голосом: «аноль!» – и тут же все голоса смолкли, а затем послышался выстрел, шумный удар и чей-то истеричный визг.

Смысл команды «ноль» знали все в штабе – Гриценко предупредил, что когда он произнесет «ноль» – это будет командой к началу операции внутри самолета. В принципе при благоприятной ситуации это команду мог дать любой из оперативников, но что означает «аноль»?

– Аварийное начало операции всеми силами со снайперской подстраховкой. – произнес Гриценко упавшим голосом, словно отвечая на незаданный вопрос. Что-то пошло не так. Что-то пошло аварийно не так. – он вдруг словно обмяк в своем кресле и только теперь стало понятно в каком напряжении он находился все это время. Но теперь было поздно думать, анализировать и отдавать приказы – ситуация вышла из под контроля и от Гриценко не зависело ничего.

* * *

Утро для Гека выдалось обычное – разминка, завтрак, первые занятия на тренажерах – всей тройкой, затем индивидуальные теоретические занятия, затем снова физическая тренировка… И тут Институт внезапно подняли по тревоге. Для Гека все началось в тот момент, когда он занимался на центрифуге. Занятия на центрифуге Гек не любил – он не выносил этого тошнотворного ощущения, когда терялись ориентиры, пространство вокруг исчезало и нельзя было сказать где верх, где низ, где юг и где север. Сердце, казалось, натужно гонит по жилам не кровь, а какую-то более плотную массу, что-то вроде расплавленного свинца – свинец заполняет руки, ноги, скапливается огромной тяжелой каплей в животе, перетекает по груди и давит, давит, пытаясь сплющить тело. За долгое время тренировок Гек уже научился переносить эти ощущения, тело реагировало привычно – сжавшись в комок, послушно ожидало окончания тренировки. Ускорение было двенадцатикратным – Зеф и Яна, переносившие центрифугу более легко, тренировались уже на двадцатикратном. Гриценко был очень недоволен Геком: «Боевые действия – твоя основная специальность, почему аналитик Зеф и техник Яна тебя обгоняют в тренировках на центрифуге?» Поначалу Гек терял вместе с ощущением пространства еще и ощущение времени, но вскоре он научился контролировать себя и свободно ориентировался во времени. Он знал, что терпеть осталось всего семь минут. И когда вдруг смолк гул мощного мотора и центрифуга стала медленно останавливаться, Гек понял, что случилось что-то непредвиденное, и каким-то шестым чувством догадался, что именно – наступал случай, которого они ждали последние два года, с тех пор как Гриценко объявил бойцам первой тройки о том, что отныне в любое время дня и ночи может прозвучать сигнал вызова на первое настоящее боевое задание. Центрифуга еще не успела остановиться, как сработал электропояс и Гек получил удар током – чуть ниже средней мощности, но весьма ощутимый. Он быстро прикинул – что же могло произойти – сделал ли он что-нибудь такое, что инструктор мог бы признать ошибкой и дать наказующий разряд? Нет, решительным образом в последнее время Гек не совершил ничего предосудительного, да и что можно сделать не так в центрифуге? Вообще сегодня никаких ошибок за Геком не числилось, не считая конечно лишнего куска сахара, незаметно положенного в карман комбинезона в столовой. Но эта безобидная проделка, хоть и носила грозное название «нарушение индивидуального пищевого режима», но естественно не могла считаться ошибкой боевой, и электротоком не наказывалась – рефлекс «не красть сахар в столовой со столика техников» в бою пригодиться не мог и поэтому не загонялся в подкорку с помощью тока. И Гек понял – это был просто предупредительный удар, предназначенный для того, чтобы встряхнуть бойца и показать, что сейчас произойдет что-то очень важное. И действительно, тут же в динамике, вмонтированном в стенку центрифуги, зазвучал спокойный бархатный голос Тимура Миняжева – начальника аналитического отдела Института. Эта трансляция очевидно шла по всему Институту. Коротко, по-боевому, Миняжев излагал подборку фактов о каком-то самолете, захваченном террористической группой. Все было правильно – именно так и должно было начинаться боевое задание. Гек привычно стал фиксировать информацию и раскладывать ее по полочкам в своей памяти – любая мелочь из того, что говорил сейчас Миняжев могла пригодиться. Постепенно центрифуга остановилась, Гек отстегнулся, и тут в динамике послышался голос Гриценко – неестественно торопливо и отрывисто он сообщил, что сложилась такая ситуация, что с вероятностью в восемьдесят процентов сегодня будет первый боевой выезд. Гриценко сообщил, что в данный момент Крылов вызвал его на совещание внутреннего штаба и через несколько минут выяснится, будет ли участвовать Институт в операции, а если будет, то будет ли он ее вести самостоятельно или же работать с отрядом «Альфа». В любом случае всем работникам Института надлежало прервать свои занятия и заняться подготовкой к возможному выезду и ознакомлением с ситуацией. В динамике щелкнуло и Миняжев как ни в чем не бывало продолжил скупое и четкое изложение фактов.