– Слушайте, вы, придурок, когда вы научитесь читать телеграммы? – спросил он негромко, уже стоя в дверях.– Вы все время трепались насчет брандспойтов, а ведь оказалось, что речь идет о перебежчике.
Он протянул Шоуну листок розовой бумаги.
– Заранее запланированный побег, вот как они это называют. Пропало сорок три папки, притом ни одна не имеет грифа ниже «секретно». Одной зеленой, помеченной «совершенно секретно» и «выдается по списку», нет на месте с пятницы. Да уж, ничего не скажешь, заранее запланированный побег.
И, оставив Шоуна наедине с телефонной трубкой, которую тот все еще держал в руке, он тяжело зашагал по коридору по направлению к кабинету начальника. Глаза его были сейчас как у пловца, очень светлые, будто обесцвеченные морской водой.
Шоун, точно завороженный, смотрел ему вслед. Вот что происходит, подумал он, когда впускаешь в дом другие сословия. Они бросают своих жен и детей, изрыгают ругательства в общественных местах и плюют на общепризнанные нормы поведения. Со вздохом он положил трубку, снова снял ее и набрал номер управления информации. Говорит Шоун, сказал он, Ш-о-у-н. У него появилась, кажется, неплохая мысль насчет этих беспорядков в Ганновере, насчет того, как их можно обыграть на пресс-конференции: какое нам, мол, дело, если немцы решили жечь собственные книги… Он полагает, что это может произвести хорошее впечатление как образец хладнокровного английского юмора. Да, Шоун, Ш-о-у-н. Не стоит благодарности. Может, как-нибудь выберем время и пообедаем вместе.
Перед Ламли лежала открытая папка, его старая рука покоилась на ней, похожая на клешню.
– Мы ничего о нем не знаем. Его даже нет в картотеке. С точки зрения нашего отдела он вообще не существует. Проверки он не проходил, не говоря уже об оформлении на допуск. Мне пришлось выпросить его личное дело у кадровиков.
– И что же?
– Есть какой-то душок, не более. Иностранный душок. Беженец – эмигрировал в тридцатые годы. Сельскохозяйственная школа, строительный батальон, служба обезвреживания бомб. Добрался до Германии в сорок пятом. Какое-то время был сержантом, потом сотрудником Контрольной комиссии – политический авантюрист, судя по всему. Профессиональный эмигрант. В те дни в оккупированной Германии можно было встретить такого почти в каждой солдатской столовой. Некоторые остались в армии, другие расползлись по консульствам. Очень многие осели в Германии на секретной работе или приняли немец кое гражданство. Кое-кто свихнулся. У большинства не было нормального детства, в этом вся беда. Извините,– Ламли смущенно замялся.
– А как насчет родственников?
– Ничего сверхобычного. Мы проверили ближайшую родню. Дядя – Отто Гартинг – жил в Хэмпстеде. Это его приемный отец. Никаких других родственников нет. У дяди – фармацевтическое дело. Насколько можно понять, больше алхимик, чем фармацевт. Патентованные средства или что-то в этом роде. Сейчас он уже мертв. Умер десять лет тому назад. С сорок первого по сорок пятый состоял членом хэмпстедской организации Коммунистической партии Великобритании.
– К чему он имел доступ?
– Неясно. Должность его обозначена «Претензии и консульские функции» – не знаю, что бы это могло означать. Он – в дипломатическом ранге. Второй секретарь. На основе специального соглашения – ни продвижения по службе, ни назначений, ни пенсии. Аппарат советников выделил для него место. Словом, он – не настоящий дипломат.
– Вот счастливчик.
Ламли оставил это замечание без ответа.
– Ассигнования на представительские расходы,– Ламли заглянул в дело,– сто четыре фунта в год; может пригласить пятьдесят человек на коктейль и тридцать четыре – на обед. Выдаются под отчет. Жалкая сумма. Зачислен в аппарат на месте. Разумеется, временно. В этом статусе находится уже двадцать лет.
Таким образом, у меня в запасе еще шестнадцать. – В пятьдесят шестом подал прошение разрешить ему вступить в брак с девицей Айкман, Маргарет Айкман. Он встретился с ней в армии. Судя по всему, ни разу не настаивал на своей просьбе. Был ли впоследствии женат – неизвестно.
– А что в пропавших делах? Ламли заколебался.
– Так, разные разности,– сказал он небрежно.– Разные бумаги общего характера. Брэдфилд как раз сейчас пытается составить список.
В коридоре у дежурного снова заорало радио. Тернер уловил тон собеседника и продолжал в том же духе:
– Какие же это разные разности?
– Политика. Совершенно не в вашей сфере.
Читать дальше