Эллис Питерс - Монаший капюшон

Это была чистая правда. Незаконнорожденный не имел права наследования ни по мирским, ни по церковным законам. Даже если бы родители обвенчались после его рождения, закон все равно не признал бы его наследником. А он всего-навсего внебрачный сын обычной служанки. Нет, Меуриг не был заинтересован в кончине Бонела. Эдвин, тот мог бы заполучить желанный манор, а Ричильдис – обеспечить будущее любимого сына. А Эльфрик?

В этот момент девушка подняла голову и взглянула на сторожку, откуда только что появился Эльфрик, державший под мышкой деревянный поднос. С плеча у него свисала сума с караваями. Олдит подобрала плащ и поднялась.

– Скажи-ка мне, – вкрадчиво спросил ее Кадфаэль, – теперь, когда мастер Бонел мертв, кому принадлежит Эльфрик? Перейдет он, как другие вилланы, под власть аббатства или другого хозяина, кому достанется манор? Или в соглашении было указано, что он принадлежит лично мастеру Бонелу?

Девушка, направлявшаяся навстречу Эльфрику, обернулась и на ходу ответила:

– Он принадлежал лично моему господину.

– Стало быть, кто бы ни унаследовал манор, Эльфрика это не касается. Его хозяином будет тот, кому перейдет личное имущество Бонела... вдова или ее сын, коли избежит обвинения в убийстве. Олдит, ты же знаешь, что на уме у госпожи Бонел, скажи, неужто она не отпустит Эльфрика на свободу при первой возможности и с легким сердцем? А Эдвин – разве он поступит иначе?

Ничего не сказав в ответ, девушка обожгла монаха взглядом проницательных черных глаз, опустила ресницы и легким шагом направилась наперерез Эльфрику. Обменявшись обычными приветствиями, они вместе двинулись к аббатской кухне. Эльфрик не позволил Олдит снять сумку с его плеча, он шел рядом с ней, как всегда угрюмый и молчаливый. Кадфаэль долго смотрел им вслед, размышляя и удивляясь. Потом у него возникли некоторые предположения, а к тому времени, когда он мыл руки, собираясь в трапезную на обед, предположения эти превратились в уверенность.

В середине дня, когда Кадфаэль перебирал на чердаке монастырского амбара груши и яблоки, отбрасывая подпорченные, чтобы червоточина не пошла дальше, до него донесся голос брата Марка, выкликавшего его имя.

– Что шумишь? – пробурчал монах, спускаясь по лестнице.

– Да тут опять сержант заявился по твою душу, – сообщил Марк, – паренька они так и не поймали, если тебя это интересует.

– Меня интересует, что ему от меня надо, – ответил Кадфаэль, ловко, как молодой, отставив в сторону лестницу, – и, признаться, не радует, что он меня ищет.

– Опасаться тебе, я думаю, нечего, – рассудил Марк, – ясное дело, он бесится оттого, что не может изловить мальчишку, но сейчас его заботит всякая чепуха, вроде того, не отливал ли кто растирание из бутыли в твоем сарае. Он меня спрашивал, не убыло ли снадобья, да только я малый рассеянный – где мне за всем углядеть – смекаешь? Он думает, может, ты что приметил.

– Ну и дурак. Чтобы отравить человека, одной-двух капель хватит. А из бутылищи высотой с лавку можно и в десять раз больше отлить – все одно никто не заметит. Ладно, во всяком случае, попробуем узнать, что он собирается делать, и насколько, по его мнению, все прояснилось.

В сарае Кадфаэля сержант с боязливым любопытством вертел кудлатой бородой, суя свой крючковатый нос во фляги, горшки и мешочки монаха.

– Ты мог бы помочь нам, брат, – сказал он, завидев входившего Кадфаэля, – нехудо было бы выяснить, откуда взят яд – отсюда или из лазарета. А этот молодой брат говорит, что не знает, была ли здесь пропажа. Может, ты подскажешь?

– Ничем не могу помочь, – напрямик ответил Кадфаэль, – убийце требовалась самая малость, а у меня здесь, как видишь, этого добра хватает. Разве тут можно судить с уверенностью, отлил кто-нибудь чуточку или нет? Но я тебе вот что скажу: вчера я проверил горлышко и затычку бутыли, и на них не было никаких подтеков и пятен. Я-то всегда протираю края насухо, перед тем как закупорить бутыль, но чтобы это стал делать вор, да еще в спешке, – мне не верится.

Сержант кивнул. Отчасти он был удовлетворен, все сказанное согласовывалось с его предположениями.

– Выходит, что скорее всего отраву взяли из лазарета. Там фляжка куда меньше твоей, но все равно никто не рискнул сказать, все ли на месте. Да и немудрено: старикам снадобье помогает, и кто поручится, что иные не брали его без спросу?

– Боюсь, ты немного преуспел, – сказал брат Кадфаэль.

– Да, парня мы пока не поймали. Не знаю, куда уж запропастился этот Эдвин, но в усадьбе Белкота и духу его нет, а лошадь плотника стоит в конюшне. Бьюсь об заклад, мальчишка все еще где-то в городе. Мы и за воротами следим, и за мастерской Белкота, и с дома его матери глаз не спускаем. Он попадется – дай только время.