Михаил Любимов - И ад следовал за ним - Приключения

Теперь о самой рукописи.

У меня сложилось впечатление, что Уилки отважился на жизнеописание и, возможно, даже на исповедь, прикрыв все это фиговым листком литературной формы. Я не претендую на роль литературного эксперта, но мне не по душе ни излишний натурализм, ни манерность, ни шпионский сленг, ни постоянная само-ирония, доходящая до абсурда, которые мешают читателю окунуться целиком в повествование.

Уверен, что и Вы, сэр, будучи поклонником Чарльза Диккенса и Льва Толстого, во многом согласитесь с моими, возможно, не совсем зрелыми, суждениями.

Особенно поразила меня, сэр, эзопова манера повествования, все эти шитые белыми нитками “Мекленбург”, “Монастырь”, “Маня” и прочие выдумки отравленного конспирацией ума. Зачем это нужно? Неужели Уилки серьезно полагал, что его художественная проза может быть использована против него для пересмотра дела или для возбуждения нового дела о шпионаже? Если он так считал, то это не делает чести его специальной подготовке: в практике судов Соединенного Королевства не было еще дел, построенных на доказательствах, взятых из беллетристики обвиняемого.

Направляю Вам рукопись и надеюсь, Вы найдете ей достойное применение.

С надеждой снова увидеть Вас в Лондоне,

искренне Ваш,

профессор Генри Льюис.

Профессору Генри Льюису,

7 Стенхоуп-террас, Лондон.

Дорогой сэр!

Глубоко благодарю Вас за рукопись и особенно за теплое письмо. Я тоже часто и с удовольствием вспоминаю наши беседы у камина и особенно Ваше выступление на конференции по поводу разрушительного воздействия шпионажа на моральное состояние общества – теме, столь близкой моему сердцу. Совершенно убежден – и тут, если помните, мы сошлись с Вами в едином мнении, – что перестройка в международных отношениях невозможна, если существуют шпионаж и шпиономания.

Теперь о рукописи. Как Вы понимаете, я не преминул тут же обратиться в соответствующие компетентные органы и получил следующий ответ: “Никакого Алекса Уилки, связанного с советской разведкой, не было и нет, и весь шпионский процесс инспирировался определенными кругами, заинтересованными в нагнетании международной напряженности. Что касается лиц и событий, описанных в так называемом романе Уилки, то они целиком являются плодом явно больного воображения автора, начитавшегося триллеров Форсайта, Кленси и Ле Карре”.

Тем не менее, учитывая счастливую эру гласности, я решился опубликовать это произведение, интересное, прежде всего, как человеческий документ и, если использовать ваш тезис, как свидетельство распада личности, ведь, увы! Тайная война наложила отпечаток на психику и поведение всех нас.

Возможно, Вам, сэр, покажется странным, но Уилки вызывает у меня чувство сострадания, несмотря на прекрасные условия, предоставленные ему в английской тюрьме. Мне трудно судить о тюремной жизни, ибо до сих пор судьба была милостива ко мне и уберегла от близкого знакомства с пенитенциарными системами.

Но, говорят, у нас в стране тюремные библиотеки, возможно, не уступают английским. Судя по мемуарам Роберта Брюса Локкарта, в тюрьме, куда он попал за участие в заговоре против советской власти, имелся отменный выбор литературы: Фукидид, “Воспоминания о детстве и юности” Ренана, “История папства” Ранке, “Путешествия с ослом” Стивенсона и множество других превосходных трудов.

Не без умысла прикоснувшись к уважаемой персоне сэра Роберта, хочу напомнить Вам слова, высказанные ему на прощание тогдашним зампредом ВЧК Петерсом. “Господин Локкарт, Вы заслуживаете наказания, и мы освобождаем Вас лишь потому, что нам нужен в обмен арестованный английскими властями Литвинов. Всего хорошего. И у меня к Вам личная просьба: в Лондоне живет моя сестра, Вам не трудно передать ей письмо?”

Локкарт утверждает, что точно выполнил просьбу зампреда.

К чему я плету эти нити? Поверьте, сэр, я отнюдь не мечтаю о тех временах, когда шеф КГБ начнет передавать письма своей сестре, живущей по соседству с семьей директора ЦРУ, через задержанного американского резидента. Просто этот эпизод наводит на мысль о существовании кодекса чести даже между самыми непримиримыми противниками. Почему бы не привнести в наш деморализованный подозрениями мир нечто из времен благородного рыцарства? А говоря на более приземленном языке, почему бы не отказаться от методов шпионажа, унижающих человеческое достоинство? Это Вам не размышления у камина, которого мне так не хватает здесь. И последняя бусинка в этом ожерелье, которое я так неумело нанизывал: насколько успешно, по Вашим данным, развиваются контакты между ЦРУ и КГБ? Можно ли надеяться, что на следующую конференцию мы заполучим представителей всех главных секретных служб мира?