Платон Обухов - Охота на канцлера

— Мадам! Это изречение принадлежит какому-то англичанину. Обратите внимание: оно было произнесено в шестидесятых годах нашего столетия. То есть в тот момент, когда от некогда великой Британской империи откалывались уже не Индия, Сингапур или Австралия, а слаборазвитые африканские страны! Вы улавливаете мою мысль? Англичане испытывали небывалый позор. Но, поскольку это нация завистников, они постарались сделать все, чтобы не дать возможности другим народам создать свою великую империю.

— Слишком фантастическая версия, — неуверенно хмыкнул Шпеер.

Фишер недовольно прищурился. Он давно заметил, что в присутствии фон Мольтке более слабый по характеру министр иностранных дел, как правило, теряется.

— Она легко доказуема! — вскричал фон Мольтке. — Ответьте-ка на простой вопрос: где нашли приют, убежище и кусок хлеба революционеры-коммунисты Карл Маркс и Фридрих Энгельс? В капиталистической Великобритании. А ведь это авторы «Манифеста коммунистической партии», объявившие «священную войну» частной собственности! Почему же англичане терпели их на своей территории? Да потому, что своими коммунистическими проповедями Маркс и Энгельс успешно подрывали устои могучих государств. Они натравливали рабочих на правящие классы, на интеллигенцию, на дворян, а в результате — гражданская война. Затем они заставляли рабочих экспроприировать землю у крестьян и насильно объединять их в коммуны. Измученное войной граждан против граждан государство начинало элементарно вымирать. Тут-то и выходили на сцену англичане. Они не вели гражданских войн, не проводили у себя коллективизацию фермеров и диктовали волю странам, ступившим на гибельный путь коммунистических экспериментов. Так они поступили с Россией и странами Восточной Европы.

Произнеся эту длинную тираду, фон Мольтке отпил еще «Рейнрислинга». Щеки министра обороны и вооружений покрылись румянцем, в уголках глаз затаился лихорадочный блеск.

«А ведь он просто пьян, — внезапно осенило канцлера. — Конечно! Пил на пустой желудок — и захмелел!»

Поняв, почему фон Мольтке стал произносить такие легкомысленные и задиристые речи, канцлер словно прозрел.

— Конечно, бывшие немецкие земли, ныне вошедшие в состав Западной Польши, всегда будут оставаться больным вопросом германо-польских отношений. Но я думаю, что нам просто нет смысла воевать с Польшей из-за этих, да и других земель, — веско заявил он. — Мы можем закабалить ее экономически. И получить куда большую прибыль, чем если бы польская территория стала принадлежать нам после успешного завоевательного похода!

Министр иностранных дел согласно кивал головой. И даже не из подобострастия, а просто потому, что рассуждения канцлера полностью отвечали его собственным взглядам.

Фон Мольтке хотел возразить Фишеру, но канцлер уже властно поднял руку. К нему подбежали двое молодых людей. Фишер протянул руку — сначала фон Мольтке, затем Шпееру:

— Спасибо за компанию, — сказал он. — Было очень приятно пообедать и побеседовать в вашем обществе!

Министры с должным почтением потрясли руку властного канцлера и приложились к наманикюренным пальчикам Эммы Фишер. Охрана проводила их до двери.

После обеда канцлер с женой ушли отдохнуть в свои покои, а вечер провели в кабинете Фишера.

Гельмут стал листать документы, требовавшие его подписи, а Эмма с томиком Гете в руках удобно пристроилась в углу.

Над островом задули прохладные ветры. Они несли холод с покрытых снегом пиков швейцарских, немецких и австрийских Альп. Расторопные слуги, угадывавшие любое желание хозяина, немедленно растопили камин. Весело затрещали березовые дрова: в кабинете стало тепло.

Внезапно канцлер отложил бумаги и подошел к жене:

— Не возражаешь, если я включу музыку?

Эмма кивнула. Фишер подошел к музыкальному центру и поставил лазерный диск второго акта оперы Вагнера «Кольцо Нибелунга». Первый он уже слушал.

Кабинет наполнился величественными звуками гениальной музыки. Умельцы «Сименса» сконструировали такую акустическую систему, что в кабинете канцлера возникала полная иллюзия концертного зала или оперного театра.

Музыка Вагнера увлекла и Эмму. Она заложила страницу «Страданий юного Вертера» и стала слушать, раскачиваясь в такт льющимся из динамиков звукам. Потом неожиданно спросила:

— У тебя напряженные отношения с фон Мольтке только потому, что он милитарист?

— Да нет. Дело в том, что прежде всего я — баварец, а он из рода прусских юнкеров. В прошлом году я был в Лондоне. Англичане мне много рассказывали, как они враждуют с шотландцами. Но это — детские игры по сравнению с той ненавистью, которую питает пруссак к баварцу!