Юрий Усыченко: Невидимый фронт

И, глядя на толстых, сытых коней немецкой тяжёлой кавалерии, на пушки, которые, задрав к небу широкогорлые стволы, катились с грохотом на восток, слушая рокот «таубе», реявших над крышами Кленова, Курепа решил сделать серьёзный ход в жизненной игре.

Контрразведка по книгам представлялась Курепе тёмным, мрачным зданием со множеством закоулков, извилистых переходов, где снуют неведомые личности, скрывающие лицо под низко опущенными полями шляпы и высоко поднятыми воротниками пальто. На каждом шагу здесь спрашивают пропуск, и попасть в это таинственное место очень трудно.

В действительности всё оказалось гораздо проще. Солдат провёл Курепу в большую, солидно обставленную комнату и учтиво попросил обождать. Когда он вышел, Курепа бросил вокруг себя шарящий взгляд. Эта комната могла быть приёмной врача, адвоката, а то и просто гостиной в зажиточном доме. Кожаные кресла окружали широкий квадратный стол. На столе лежало несколько иллюстрированных журналов. Кожаный диван был совсем по-семейному покрыт белым полотняным чехлом.

Минут через пять Курепу позвали в кабинет.

Тощий, хлыщеватый офицер с напомаженными, сильно пахнущими одеколоном и гладко зачёсанными назад волосами чуть приподнялся из-за стола, отвечая на почтительный поклон Курепы.

— Курите? — спросил офицер. — Прошу вас.

Курепа открыл лакированную коробку с сигарами, не подозревая, что крышка посыпана тонким слоем порошка и теперь на ней остались отпечатки пальцев «гостя». Когда он уйдёт, отпечатки будут пересняты и останутся в архиве контрразведки.

— Чем могу быть вам полезен? — сказал офицер.

Курепа глубоко вздохнул, готовясь к длинной речи. Наступил решительный момент.

— Будучи истинным патриотом Австро-Венгрии, — произнёс он заранее обдуманные слова, — и верным подданным нашего обожаемого монарха, я решил сообщить вам о русском шпионе.

Курепа ждал, что офицер издаст восклицание удивления, радости, пусть даже недоверия — во всяком случае как-то выразит свои чувства. Этого не случилось. Ни один мускул не дрогнул на лице собеседника Курепы. Единственное движение, которое сделал офицер — потёр тыльной стороной руки щеку, пробуя, хорошо ли она выбрита.

Курепа не ожидал этого, смутился, замолчал.

— Ну? — наконец, спросил офицер, после минутной паузы.

— Что? — не понял Курепа.

— Его фамилия, приметы, адрес.

— Лесь Кравец. Высокий, блондин. Живёт на хуторе недалеко от деревни Маринив.

— Кравец? — в глазах офицера промелькнуло неуловимое выражение жестокости и злобы. Очевидно, эта фамилия была ему знакома.

«Ага, — подумал Курепа, — проняло тебя, всё-таки».

Но взор контрразведчика принял прежнее безразлично скучающее выражение.

— Хорошо, мы проверим, — сказал он. — Откуда вы узнали это?

— От его брата, которого встретил в Кленове.

Офицер встал, показывая, что беседа закончена.

— Ваши патриотические и верноподданнические чувства, — лицо офицера ясно показывало, что он ни на грош не верит ни в патриотизм, ни в верноподданничество своего собеседника, — делают вам честь, господин Курепа. Вы получите соответствующее денежное вознаграждение. Надеюсь, мы еще встретимся.

Эти слова оказались сказанными не даром. Через неделю Курепу вызвали в контрразведку.

На этот раз он вошёл в кабинет бодро и немного развязно, как старый знакомый. Но офицер сразу испортил настроение Курепе.

— Нам известно, что вы тоже принимали участие в кружках, где проводилась вредная для нашего правительства агитация, и даже были по этому поводу предупреждены полицией, — сказал он. — Вы, конечно, понимаете, что поступки, на которые мы не обратили внимания тогда, могут быть совсем иначе расценены сейчас...

Офицер сделал небольшую паузу, как бы давая возможность Курепе полностью оценить значение сказанных им слов.

— Вы во многом исправили свою ошибку, указав нам на преступника, — продолжал контрразведчик. — Кстати, он не шпион, говоря между нами, и будет сурово наказан только для устрашения других. Дело не в этом. Вы должны составить список тех, кто бывал вместе с вами и Кравецом на собраниях в тех кружках.

С этого часа Курепа стал штатным агентом австрийской контрразведки, и этот час определил всю его последующую жизнь.

...Об этом рассказывала папка, которую держал на коленях «майор Генрих Штафф», белые страницы её, казалось, набухли кровью, пролитой в многочисленных преступлениях, столько лет хранившихся в глубокой тайне.