Юрий Усыченко: Невидимый фронт

— ...Вы понимаете, — говорил лейтенант Мидльфорд своим приятелям, рассказывая об этом случае. — Сегодня солдат разрешит нацистскому оберфельдфебелю бить майора, завтра солдат начнёт возражать мне. На пути к либеральным идеям важно сделать только первый шаг. Да и вообще среди нацистов, — мне приходилось по делам нашей фирмы бывать в Германии до войны, — есть очень приличные люди...

— ...Никак не могу сообразить, в чём дело. — сокрушался Боб Деррей, сидя под арестом, куда его отправили по приказанию Мидльфорда. — Ведь нацисты — в каком бы они чине ни были, — наши враги. Что же я этому майору кланяться должен?..

...Той же ночью, когда был сбит гитлеровский самолёт, офицер, назвавший себя майором вермахта Генрихом Штаффом, был отправлен в контрразведку армейского соединения.

Около недели его никто не беспокоил: комната без окон в тихом доме где-то на окраине города, регулярно сменяющиеся безмолвные часовые, короткие прогулки по маленькому, асфальтированному, огороженному со всех сторон высоким забором, двору. В сердце рождалась надежда. Может, о нём забыли? Может, так и будет до конца войны?

На восьмой день в комнату, вместе с часовым, вошел сержант и знаком приказал заключённому следовать за ним.

Они спустились вниз по широкой, отделанной дубом лестнице, миновали коридор. У двери, на которой была написана цифра 2, сержант остановился, постучал, затем так же знаком показал Штаффу, чтобы тот вошёл.

Лысый, обрюзгший человек в штатском сидел за небольшим лакированным письменным столом Не глядя на арестованного, человек медленно достал из ящика сигару, отрезал перочинным ножиком её конец, щёлкнул зажигалкой, закурил. Только после этого он, глубоко затянувшись, сказал, как бы продолжая начатый разговор:

— Вас погубило неумение владеть пистолетом. Лётчик, которого вы не смогли подстрелить, сообщил, что вы работали в гестапо. Остальное, хотя и не без трудностей, удалось установить. Вот, почитайте. Это облегчит нам дальнейшую беседу.

Небрежным жестом он бросил на стол переплетенную в жёлтую кожу папку.

Генрих Штафф взял папку. Человек в штатском внимательно следил за ним. Когда была раскрыта только первая страница, нацист вздрогнул всем телом. Глаза его стали пустыми, отсутствующими. Очевидно, он старался быстро взять себя в руки, найти путь к спасению.

С первой страницы папки на Генриха Штаффа глядела его же собственная фотография, снятая тридцать лет назад, а под ней фотокопия расписки, в которой студент кленовского университета Курепа обязывался быть тайным осведомителем контрразведывательной службы Австро-Венгерской империи.

Воспоминания вихрем пролетали в мозгу Штаффа. То, что когда-то тянулось неделями, месяцами, сейчас мелькало в памяти за секунды.

...Осенью 1913 года в кленовский университет поступил новый студент — Курепа. Отец его был одним из богатых хозяев в селе под Кленовом, имел лавку. Он дал взятку чиновнику австрийского министерства просвещения, ведавшему приёмом, поэтому Курепе удалось поступить в университет сравнительно легко, хотя для украинцев существовала строгая процентная норма — больше двух человек на сто студентов их не принимали.

В университете Курепа попытался войти в круг «золотой молодёжи». Отпрыску лавочника льстило быть на «ты» с графскими и баронскими сынками, он не жалел отцовских денег на кутежи в «избранном обществе». Родовитые друзья охотно принимали приглашения Курепы, хлопали его по плечу, говорили, что характером он настоящий дворянин. Отец Курепы тоже не возражал против такого времяпрепровождения сына. Он понимал, что высокие знакомства могут когда-нибудь очень и очень пригодиться сыну.

Словом, всё шло хорошо до одного случая.

Проходя университетским коридором, Курепа услышал знакомые голоса. Граф Казимир Дзендушевич и Стась Клонский, сын генерала, беседовали за тонкой дощатой перегородкой, отделявшей студенческую курилку от коридора.

— Понимаешь, нет денег, — жаловался Дзендушевич своему товарищу. — А завтра у Ядвиги день рождения. Надо во что бы то ни стало преподнести ей хоть букет.

Голос у графа был тонкий, пронзительный. Посторонний человек мог подумать, что говорит старая женщина.

— Плохо дело, — Клонский в противоположность собеседнику густо басил. — Без подарка нельзя.

— То-то и оно. У отца я все карманные деньги вперёд взял, больше старик не даст. Где теперь достать — не знаю. Хоть укради.

— Ба! — хлопнул себя по лбу Клонский. — Зачем красть. Воровать, ваше сиятельство, грешно. Я другой выход нашёл.