Юрий Усыченко - Невидимый фронт

В этот вечер Антон с Дригой уже расставили фигуры на доске, но Кованьский не торопился начинать — он увлёкся разговором с Михаилом. В депо токарь Николай Ключко применил новый способ обточки поршневых колец, позволяющий в три раза сократить срок выполнения этой операции. Как всегда, нашлись сторонники нового метода, нашлись и противники его. Антон принадлежал к первым и тщательно изучал приёмы работы Ключко, готовясь использовать их на своём станке. Об этом он рассказывал Михаилу, который только слышал о Ключко, но не знал еще, в чём суть дела.

— Есть у тебя бумага и карандаш? — спросил Антон. — Я начерчу, и ты сразу поймёшь.

— Есть и то и другое, — ответил Гнатышин. — У Стефы в комнате.

— Пойдём туда, на чертеже будет всё ясно.

Они вышли.

Стефа и Ростислав остались одни. Дрига почувствовал, что настало самое подходящее время поговорить с девушкой о том, что его тревожило.

В эти дни Ростислав несколько раз обдумывал, с чего начать беседу, приготовил целые фразы, но сейчас они вылетели из головы, он никак не мог вспомнить ни одной из них и молчал, прислушиваясь к стуку собственного сердца.

Молчала и Стефа. Взглянув на взволнованное лицо Василя, она поняла, о чём он заговорит. На душе у неё стало весело и чуть-чуть страшно: начнётся разговор, от которого, может быть, зависит вся её дальнейшая жизнь.

— Стефа, — чуть запинаясь, проговорил Дрига. — Отчего вы на меня сердитесь?

Стефа ответила не сразу. Она тоже не знала, что сказать, мысли её смешались и приготовленная фраза забылась, а вместо неё пришла другая — внезапная, искренняя.

— Да разве я могу на вас сердиться?

Больше между ними не было произнесено ни слова, и этими двумя фразами было сказано всё, что они хотели, всё, что было нужно для того, чтобы понять друг друга до конца.

Дрига смотрел в лучистые, сияющие открытой радостью глаза девушки, и не мог оторвать взгляда. Он взял стефину руку в свою. От неловкого движения Стефа локтем столкнула со стола чайную ложку, но ни Ростислав, ни девушка не услышали её дребезжания, продолжали смотреть друг на друга, а Дрига в это время крепко-крепко сжимал руку Стефы. Он отпустил её только тогда, когда из соседней комнаты послышались голоса и в столовую вошли Михаил с Антоном.

Остаток вечера Стефа и Ростислав молчали. Они сидели рядом, невпопад отвечая на вопросы собеседников.

Когда проводили Кованьского и все разошлись по комнатам, Дрига долго не мог заснуть. В темноте он продолжал мысленно ощущать на своём лице ласковый взгляд девушки, в своей руке — мягкое пожатие её руки.

Утром Стефа как бы невзначай вышла в коридор, когда там, уходя, надевал пальто Ростислав. Дрига был уверен, что она выйдет, и нарочно одевался медленно, прислушиваясь, не раздадутся ли в столовой знакомые лёгкие шаги.

— До свидания, — сказала девушка. — Приходи скорей.

Впервые она обратилась к Ростиславу на «ты», и это «приходи» глубоко отдалось в сердце Дриги. Он хотел ответить ей, но слова — такие, как ему хотелось, выражающие всё его чувство, необычно яркие, — никак не удавалось подобрать, и он не знал, что сказать. Простившись, Стефа убежала в свою комнату. Тотчас же оттуда донёсся её звонкий голос, распевающий веселую мелодию.

Эта мелодия весь день не оставляла Ростислава — слышалась в такте шагов, в музыке радио. Сам того не замечая, Дрига машинально несколько раз начинал напевать её.

Ростислав вспомнил о книге, которую ему дал почитать Всеволодов, — воспоминаниях одного видного американского контрразведчика. «Когда я соприкоснулся с этим миром — миром предательства, убийств, интриг, — писал автор книги, — я понял, что сам больше никогда не смогу верить в человека, в его добрые намерения и помыслы, в дружбу, в честность».

«Какая чушь», думал Дрига. Ему тоже пришлось узнать подлость, козни преступников, измерить глубину падения растленной души. Но это не нарушило его веры в человека — в настоящего Человека, потому что те, с кем боролся Дрига, не имели права называться людьми. Дружба, любовь, верность, честность стали ещё дороже для Дриги, он ещё больше верил в красоту человеческого характера — ведь он видел все эти черты в своих друзьях, а друзьями капитана разведки Ростислава Дриги являлись все советские люди. Его враги, стоящие по ту сторону чести и совести, были уродами, порождёнными социальным строем, уходящим в прошлое. Они вышли из прошлого, и руками, судорожно коченеющими от ненависти к новому, светлому, цеплялись за прошлое, а жизнь — непобедимая, беспощадная ко всему отжившему, отметала их в сторону, чтобы превратить в ничто...