Юрий Усыченко - Невидимый фронт

— Правильно, Андрей... По батюшке, как вас?

— Иванович. Иваном моего отца звали.

— ...Андрей Иванович. Хорошо вы сделали, что пришли сюда. Спасибо. — Всеволодов крепко пожал руку старику. — Разговор наш прошу сохранить в секрете.

— Да разве я не понимаю, — кивнул головой Вершило. — Дело военное, язык за зубами надо держать.

Вершило встал, взял со столика свою шляпу и, поклонившись, вышел.

— Вот, Ростислав Петрович, — сказал Всеволодов, когда за стариком закрылась дверь, — где бы враг ни пытался укрыться, зоркие глаза наших помощников увидят бандита и разоблачат его. В этом залог нашей с вами силы, уверенности и победы. Вот благодаря сообщению Вершило можно гораздо быстрее восстановить след, чем я предполагал.

Всеволодов сделал ещё несколько шагов и сел за стол.

— Это не значит, конечно, что мы с вами можем сидеть и ждать, сложа руки. Народ помогает нам, учит нас, а сражаемся мы... Как вы думаете, какое место у них может быть назначено для встречи?

— По моему мнению, — ответил Дрига, — в церкви, где служит Иваньо. Там можно спокойно поговорить со священником, не вызывая подозрения.

— Правильно, — подтвердил Всеволодов. — Связной пункт шпиона перенесён из кабака Тыскива в божий храм. Туда вы и отправитесь...

Около полудня скромно одетый молодой человек вошёл в собор, где отправлял службу отец Иваньо.

После шумной солнечной улицы здесь особенно приятно ощущалась тишина и прохлада. Молящихся было немного. В углу, возле древней иконы, стояла пожилая заплаканная женщина, поближе к алтарю — несколько стариков и старух.

Молодой человек не торопясь огляделся и отошёл в сторону, за колонны. Отсюда Дрига мог наблюдать за всем происходящим в храме, сам оставаясь незамеченным.

Не прошло и получаса, как почти рядом с Дригой опустился на колени, набожно шепча что-то, сутуловатый, приземистый, длиннорукий человек.

Всего каких-нибудь десять дней назад Дрига кинулся бы на врага, схватил его. Так действовал Ростислав на фронте. Но пережитое за время работы в разведке многому научило капитана. Ни один мускул не дрогнул на лице Ростислава. Дрига даже не повернулся в сторону человека, который недавно пытался его убить. Капитан продолжал стоять спокойно, внешне погружённый в свои мысли, безучастный к окружающему.

Это не помешало, однако, Дриге заметить мгновенный взгляд, которым обменялись шпион и появившийся из алтаря Иваньо. Широким движением руки священник перекрестил шпиона. Тот поймал руку Иваньо и поцеловал её. Как ни быстро было движение, а Дрига увидел, что в тот момент, когда шпион подносил к своим губам руку священника для поцелуя, Иваньо передал ему маленькую, сложенную в несколько раз бумажку. Затем Иваньо подошёл к пожилой заплаканной женщине, стоявшей возле иконы.

Дрига увидел всё, что ему нужно было увидеть. Он вышел из собора и, перейдя на другую сторону улицы, стал ждать.

Теперь капитан чувствовал себя так, как это бывало в былые дни, перед боем. Да и действительно Ростиславу предстояло выдержать опасную схватку...

Дасько появился на улице. Бросив несколько осторожных взглядов по сторонам, он повернул направо, к парку.

Дасько чувствовал себя совершенно обессиленным. Двое суток он не спал — первую ночь бродил по улицам, спасаясь от преследования, вторую — просидел в зале ожидания вокзала.

Ноги Романа подкашивались, он думал только об одном — где-нибудь упасть и заснуть. Но если бы это случилось, он бы привлёк к себе внимание. Значит, надо итти. В парке удастся подремать, сидя на скамейке, хоть как-нибудь дотянуть время до вечера. Вечером Дасько рассчитывал найти приют у старого знакомого.

Дрига сделал знак своему товарищу, который охранял другой выход из собора, и они вместе на некотором расстоянии последовали за Дасько.

На площади перед Ратушей отряд пионеров, весело перекликаясь, ждал, когда пройдёт автомобиль, чтобы перебежать улицу. Ребячьи голоса, звонкие и радостные, вырывались из уличного шума, разносились далеко-далеко.

Дасько обратил внимание на ребячью стайку. В памяти мелькнуло давнее воспоминание — пятнадцатилетний мальчишка, арестованный эсэсовским патрулем за то, что ночью расклеивал на улице листовки с призывом бить немецко-фашистских оккупантов. Листовки были написаны аккуратным детским почерком со сползающими вниз концами строк и тщательно стёртыми резинкой следами клякс.