Арсений Малинский - Линия перемены дат

«Не завидую я Левману. У этого Рахимова нелегкий характер. А ненависти…» — подумал Феоктистов.

Первым наткнулся на след коллеги профессор Рахимов. Выйдя из зарослей кедровника, он с торжеством показал Феоктистову небольшой лоскут серой, в клетку, шерстяной ткани.

— Держу пари, что у меня в руке лоскут от бриджей Левмана. Или… этот район посещается людьми, одевающимися в дорогие шерстяные ткани.

— Где вы это нашли?

— Вон на том сучке кедрового стланика. И знаете, что я думаю: от площадки, где была найдена кость, до места, где был лоскут бриджей Левмана, очень неудобный путь. Я бы так не пошел. Да и вы тоже. Ведь рядом гораздо удобнее идти по дну балочки. А это значит…

— Он чего-то боялся, спешил, — закончил следователь мысль профессора.

— Да… За ним, вероятно, гнались.

— Но это только догадка, хотя она и дает нам основания искать следы трагедии где-то на продолжении воображаемой прямой линии, соединяющей точки находок. Продолжим.

Путники начали спускаться. Дорогу им преградило узкое и глубокое ущелье, на дне которого шумел поток.

— Как странно… После пышной растительности такие мертвые скалы. Это пегматитовый массив, — сообщил профессор молодому следователю и отошел в сторону, сосредоточенно разглядывая осколок горной породы.

На этот раз Феоктистов не следил за странным профессором. Пригнувшись, он глядел себе под ноги. Неожиданно следователь быстро выпрямился.

— Еще след! — торжествующе заявил он. На ладони старшего лейтенанта лежал осколок стекла. Чуть заметная кривизна полированной поверхности не оставляла сомнений: это был осколок стекла очков.

Пока путники рассматривали этого крохотного свидетеля гибели профессора Левмана, старый Захар, до сих пор стоявший в стороне, куда-то исчез.

— Захар, какая дорога отсюда вниз самая удобная? — обернулся Сергунько туда, где только что стоял его приятель. — Куда он запропал?

Захар стоял на коленях далеко в стороне, ниже по склону, на краю широкой, заросшей шеломайником расселины, смотрел туда и временами махал рукой сверху вниз.

— Предлагает укрыться, — по-военному быстро дога дался Феоктистов. Путники, согнувшись и прячась за обломки скал, начали приближаться к старику. Старый охотник лег и ящерицей пополз вдоль склона. Остальные последовали за ним. Затем Захар подал знак остановиться и ткнул пальцем вниз.

Только сейчас Феоктистов заметил, что зонты шеломайника легко покачиваются. Среди них кто-то осторожно передвигался.

— Медведь… — шепотом предположил следователь и расстегнул кобуру пистолета.

Захар отрицательно мотнул головой:

— Хозяин так не ходит.

Шеломайники продолжали качаться. Потом среди мясистых толстых стволов что-то зачернело, и из зарослей показался матрос в изодранной одежде. На плечах его фланельки желтели полоски. Рахимов поднял было голову, но тяжелая рука Сергунько придавила его к земле. Матрос держал в руке тяжелый пистолет.

«Кольт», — опытным взглядом определил Феоктистов.

Матрос осторожно огляделся, осмотрел склон, и путники увидели безбровое, в белых и красных пятнах лицо. На нижней челюсти лоснилась большая красноватая опухоль. Неизвестный перезарядил пистолет и, по-прежнему держа его наготове, перед собой, начал подниматься по склону, направляясь прямо к груде камней, за которыми укрылись путники. Подъем давался ему с трудом. Он остановился, держась рукой за сердце, и люди за камнями отчетливо слышали хриплое прерывистое дыхание. Чувствуя себя в безопасности, матрос принялся осматривать изодранную одежду.

Тогда случилось неожиданное. С необычайной для его лет легкостью Захар вскочил и прыгнул сверху прямо на плечи матроса. Тот пошатнулся и упал на спину. Рахимов вздрогнул от отчаянного крика и громкой нерусской брани. Матрос, извиваясь, попытался вывернуться из-под по-кошачьи вцепившегося в него Захара. Еще мгновение — и рядом с ними оказался Сергунько. Седобородый великан ударом сапога выбил из рук матроса оружие, как мальчишку поднял незнакомца с земли и заложил ему руки за спину. Без усилий четверо мужчин связали незнакомого.

— Кто вы такой? — нагнулся к неизвестному Феоктистов.

Связанный молчал. Его глаза между красными, лишенными ресниц веками были устремлены на Рахимова. В них светился неподдельный ужас.

— Вы понимаете по-русски? — сделал еще одну попытку Феоктистов, перехватив взгляд неизвестного.

Матрос молчал, по-прежнему глядя в упор на профессора, и морщил обезображенный лоб. Рахимов тоже смотрел на него, потом сделал шаг в сторону и взглянул на профиль странного матроса.