Арсений Малинский - Линия перемены дат

В подводном положении Колдуэлл мог полагаться только на приборы. К счастью, вся аппаратура на подводной лодке была надежная и последних образцов. Командир подлодки понимал: советский корабль не мог не обнаружить его. О скрытом подходе к берегу теперь нечего думать. Оставалось полагаться либо на счастливый случай, либо на победу в состязании нервов. Это могло затянуть выполнение задания.

— Черт возьми! — сказал Колдуэлл Бэндиту. На нижней челюсти командира играл сухой желвак. — Если бы я знал, что этот проклятый сторожевик загородит мне путь, я трижды подумал бы, прежде чем пойти в этот поход. Мог отказаться. Это дело добровольное.

Для мистера Бэндита это было новостью. Он лично считал поход официальным заданием морского министерства. Старый проходимец не питал особого доверия к добровольцам. Известные ему добровольцы из городской самоохраны, например, обычно первыми бежали от его молодчиков. Куда лучше такие, которым пригрозишь, а потом наградишь. Из таких выходит толк. Но он-то, он, Бэндит, оказывается в дураках. Если этот младенец в погонах откажется подойти к берегу, то он, Бэндит, теряет на этом круглую сумму. Куда большую, чем удесятеренная премия, обещанная командиру. Как ни прискорбно, придется делиться с этим мальчишкой, прикидывающимся неподкупным офицером.

— За больший риск вы получите больше, — промямлил Бэндит. — Мы всегда сможем договориться, а дело будет сделано. Я понимаю: это дело добровольное. Всякий риск должен быть оплачен.

— Он велик, этот риск. Вы человек гражданский и всего не понимаете.

— Значит, доплата будет больше, — нашелся Бэндит.

— Конкретно?

— Ну, скажем, удвоенная сумма.

Этого Колдуэлл не ожидал. Джентльмен с лягушечьим ртом не производил впечатления человека, привыкшего сорить деньгами.

«Двадцать тысяч! — прикусил нижнюю губу подводник, едва удержавшись от восклицания. — Это, наконец, выплата бесконечного кабального долга за дом и мебель агенту компании «Недорогое счастье», — прикинул он. — А вдруг откажется?»

— Гарантия? — вслух спросил Колдуэлл.

— Слово джентльмена, — с достоинством выпалил Бандит. «Джентльмен. Как это звучит! — Ей-богу, в эту минуту он сам себе нравился. — Мальчишка простодушен. Он во все глаза смотрит на меня». — Бэндит впервые на миг почувствовал себя настоящим джентльменом и решил: этот полнотелый, не в меру чувствительный капитан 3 ранга не заслуживает обмана.

— Слово джентльмена — твердое слово… — поколебавшись начал Колдуэлл, и такое вступление сразу не понравилось Бандиту. — Однако принято у нас… Есть мудрое изречение деловых людей: «богу мы верим, а с остальных получаем наличными». Так и водится между джентльменами.

Лягушечьи губы достопочтенного гангстера сжались. Указательный палец правой руки сделал непроизвольное движение, словно нажимая спусковой крючок пистолета. У мистера сузились глаза. Ох, не любили этого признака молодчики многих притонов Индустриального Востока! Бэндит полез в карман за чековой книжкой. Мальчишка его здорово поддел…

— Наличными не могу. Не возражаете — чек на «Песифик оушен бэнк»? — Бэндит твердо решил не допустить в будущем оплаты этого чека. Средства найдутся. «Не поверить слову джентльмена!» — искренне возмущался старый гангстер.

— Это меня устраивает, — любезно сообщил подводник, бережно складывая драгоценную радужную бумажку. — Сначала начнем хитрить, а ночью попробуем войти в коридор. Сейчас пустим передачу. Буду вызывать на ночь.

— Могут перехватить и расшифровать, — усомнился Бэндит.

— Ну и что же, если перехватят, — беспечно улыбнулся Колдуэлл, — расшифровать не смогут. Что они поймут? Передача будет самая невинная.

— Радисты докладывают: на седьмом диапазоне появилась джазовая музыка. Судя по громкости — недалеко, — доложил лейтенант Тобоев командиру корабля.

— Интересно. Надо послушать.

Прокопенко приказал пеленговать музыкальную передачу.

Возвратившись в ходовую рубку, командир привычно склонился над картой, потом взялся за рукоять машинного телеграфа.

— Малый вперед, — перевел рукоять на «средний вперед». — Так держать! — приказал он рулевому.

Надев наушники, командир вращал вариометр пеленгатора. В головные телефоны била та же визгливая музыка, но на этот раз сквозь нее прорывался рыдающий голос певца. Прокопенко поморщился. Сын приморского переселенца с Украины, командир любил нежные мелодии народных песен, которые поначалу немного грустно, а потом весело и задорно вспыхивали молодыми голосами в теплые вечера над большим селом среди вековечной приморской тайги. Песни будили в моряке воспоминания о трудном детстве и хлопотливой юности молодого литейщика судоремонтного завода во Владивостоке, о годах учебы в училище, товарищах. Разбросала их беспокойная служба по всем морям необъятной Родины, а все живы дорогие лица в цепкой памяти. Вот нежный, с мягким украинским акцентом, голос любимой. Так и не узнала она о любви застенчивого, очень неловкого в ее обществе курсанта… Песни родного народа…