Андрей Левин - Тайна «Запретного города»

На улице хлопнула дверца автомашины. «Уоррел, — досадливо поморщилась Лан. — Уж лучше бы Виен с отцом пришли первыми. О чем я буду говорить с этим американцем?»

Она бросила сердитый взгляд на дверь спальни, за которой переодевалась мать, и пошла вниз.

Лан угадала. Раздался стук в дверь, и на пороге появился Уоррел с огромной охапкой розовых лотосов.

Выглядел он эффектно. Поджарый, элегантный, в белом костюме. Даже симпатичный — с седеющими висками, смеющимся взглядом, мягкой линией рта и приятной улыбкой. Истинный американец с рекламных проспектов о стране, где «каждый может стать миллионером».

— Черт побери! — густым баритоном воскликнул Уоррел. — Неужели это Лан? Тебе не говорили, что ты дьявольски красива? Подумать только, что это моя дочь! Ну, здравствуй. Боже, как ты похорошела! Я же в последний раз видел тебя этаким неказистым волчонком, да к тому же еще и сердитым. Ну, дай я тебя поцелую!

— Здравствуйте, господин Уоррел, — тихо ответила Лан, отступив на шаг. — Вы знаете, мой характер с тех пор совсем не изменился.

— Что я ценю в людях — так это искренность, — засмеялся Уоррел. — Но от цветов, я полагаю, ты не откажешься?

Он отделил от букета половину лотосов и вручил их Лан.

— Благодарю вас, — ответила девушка.

— А где мама? — спросил Уоррел.

— Я здесь, Эд!

По лестнице торопливо спускалась Франсуаза в гладком темно-зеленом аозай.

— Вы не представляете, дорогой Эд, как я рада вас видеть! — воскликнула она, устремляясь навстречу Уоррелу.

— Добрый вечер, Франсуаза, — Уоррел элегантно поклонился и поцеловал ей руку. — Вы, как всегда, очаровательны.

— Что вы, что вы, Эд! — замахала руками Франсуаза и кокетливо добавила: — Годы летят так быстро.

Уоррел протянул Франсуазе оставшиеся цветы.

— Ах, какие замечательные цветы! — защебетала Франсуаза. — Я никогда не видела таких крупных лотосов. Лан, приглашай Эд… папу наверх, а я поставлю цветы в воду.

— Прошу вас, господин Уоррел, — Лан сделала приглашающий жест рукой, отступив на шаг.

— Ты называешь Эда господином Уоррелом? — Франсуаза обернулась и удивленно подняла брови. — Но это же твой отец!

— Я, конечно, польщена таким родством, — ответила Лан. — Но не знаю, на каком языке называть господина Уоррела папой. На своем? Это будет звучать странно для него. А по-английски — для меня теряется весь смысл этого слова.

— Лан, как тебе не стыдно!

Франсуаза виновато посмотрела на Уоррела:

— Совершенно несносный характер. Вы уж, пожалуйста, не сердитесь, Эд.

Уоррел засмеялся.

— Характер — мой, — не без гордости произнес он. — Я ведь в молодости тоже был таким… невыносимым. И потом, разве можно сердиться на человека за прямоту? Я прекрасно понимаю Лан. Ежедневно, в течение многих лет она сталкивается с моими соотечественниками, среди которых, увы, слишком много не самых лучших представителей Америки. Пьяные, грубые солдаты, оборванные хиппи, тупая военная жандармерия… И все они ведут себя на улицах ваших городов, словно в своем собственном доме. Вполне естественно, что Лан видит в каждом американце воплощение чуть ли не всех пороков. Но поверь мне, моя девочка, — Уоррел повернулся к Лан и заговорил проникновенным тоном, который был у него отрепетирован много лет назад, — поверь мне, что есть другая Америка. Америка ваших друзей. Америка, готовая всегда прийти на помощь своим союзникам. Америка, которая желает вам добра. Спроси об этом у Виена. Ты, конечно, можешь считать меня кем угодно — это твое право. Любовь не завоевывают насильно. Но я хочу, чтобы ты знала: твой отец Эдвард Уоррел никогда не был и не будет врагом твоего народа. Я не военный, не политик, а сугубо гражданский человек. Моя специальность психология людей. Я долго жил в твоей стране, занимаясь научной деятельностью, и проникся огромным уважением к твоим соотечественникам. И я рад, что мне, иностранцу, в какой-то мере удалось понять вашу психологию, войти, если можно так выразиться, в «запретный город» вьетнамской души.

Франсуаза, на которую спич Уоррела произвел большое впечатление, промакнула платочком покрасневшие глаза и сердито посмотрела на дочь:

— Вот видишь, какой человек Эдвард. А ты… ты всех всегда обижаешь, всем дерзишь.

Лан почувствовала себя смущенной: все-таки она слишком несправедлива к отцу. Он прав: не все американцы похожи на тех, что она ежедневно видит на улицах Сайгона. Ведь есть в Америке люди честные, порядочные. Может быть, и Уоррел относится к таким?