Федор Раззаков - Шакалы из Лэнгли

– В течение какого времени может быть осуществлена эта отправка?

– В самое ближайшее – уже сегодня вечером. Представители таможни и Службы дипломатического сервиса могут это подтвердить.

– В таком случае, мы должны посоветоваться с посольством.

– О чем?

– Я должен передать им суть ваших предложений.

– Хорошо, передавайте, – согласился Плетнев. – Но в ваших интересах разрешить нам немедленно осмотреть вашу вализу, с тем чтобы потом мы смогли быстро оформить ее отправку. Насколько я помню, вы были заинтересованы в том, чтобы это произошло как можно быстрее?

– Мы не можем допустить вас до нашей вализы без предварительных консультаций с посольством, – стоял на своем американец.

– Почему? Если вы уверены в том, что в вашем ящике нет человека, что мешает вам наглядно подтвердить это прямо сейчас?

– В ящике находится секретное оборудование, которое мы не имеем права вам показывать. Вы же дипломат и прекрасно это понимаете, – губы американца тронула легкая тень улыбки.

– Хорошо, советуйтесь с посольством, – сдался Плетнев. – Сколько времени вам понадобится, чтобы сделать телефонный звонок – пять минут, десять?

– Полагаю, что на решение этого вопроса уйдет гораздо больше времени, мистер Плетнев, до нескольких часов.

– Почему так много?

– Есть некие нюансы, которые не позволяют решать эту проблему в спешке.

– Что за нюансы?

– Ну вы же дипломат… – развел руками американец, сопроводив этот жест лукавой улыбкой.

Москва, гостиница «Ленинградская-Хилтон»

Вишнев вот уже битый час стоял у гостиничного окна и смотрел на утреннюю Москву. Рядом на кровати лежал Чак Коламбус, причем он завалился туда прямо в одежде, и даже не удосужившись снять обувь. Крепкий сон никак не брал гримера, поэтому он периодически открывал глаза, и каждый раз его взгляд натыкался на спину стоявшего возле окна напарника. Наконец, когда американец в очередной раз застал ту же картину, он не выдержал:

– Вам не надоело маячить у окна, мистер Морган?

Он не употребил подлинное имя дипломата из-за осторожности – вероятность наличия подслушивающих устройств в номере была велика.

– Я люблю смотреть на города, в которых бываю, именно в такие часы, когда они только-только просыпаются.

Вынужденный скрывать свои подлинные мысли и чувства, Вишнев на этот раз не сильно лукавил: он понимал, что если операция американцев по вывозу его из России удастся, то больше этот город, в котором родился и прожил всю жизнь, ему никогда своими глазами увидеть не доведется. Поэтому, вглядываясь сейчас в очертания Москвы, он старался сохранить в памяти милые его сердцу черты. Перед его взором открывалась Каланческая площадь, где он когда-то, еще мальчишкой, бегал в соседний кинотеатр, поскольку жил поблизости – на Сухаревке. В шаговой доступности от них было сразу три кинотеатра: «Уран» на Сретенке, «Форум» на Садово-Сухаревской и «Перекоп» рядом с Каланчевской. «Странно, что испытывая неприязнь к современной России, я продолжаю любить Москву, – размышлял Вишнев. – И это при том, что от того города, в котором я когда-то родился, практически мало что осталось. Тогда почему я боюсь его потерять? Может быть, потому, что понимаю: за границей мне будет еще хуже? Что никакой Нью-Йорк или Лос-Анджелес не заменят мне этих переулков и площадей, что открываются сейчас перед моим взором? Что за чушь! Надо гнать от себя эту ностальгическую муру и не распускать нюни. Такие люди, как я, нигде не пропадут».

На этой ноте Вишнев наконец отошел от окна и отправился в ванную комнату, чтобы лишний раз убедиться в том, что с его гримом ничего не произошло. Как ни странно, но он достаточно легко привык к своему новому облику и даже нашел в нем нечто привлекательное. Например, он давно мечтал примерить на себя очки, теперь это желание сбылось – его лицо украшали эти самые очки, пусть и с обычными стеклами, сделанными по спецзаказу в Лэнгли.

В тот момент, когда он проходил мимо Коламбуса, тот произнес:

– Как хорошо было сегодня в посольстве с его бесплатными жратвой и питьем. В этой гостинице такого не дождешься.

– На часах семь утра, а вы уже проголодались? – удивился Вишнев.

– Это на ваших московских часах семь утра, а в Америке сейчас одиннадцать вечера – время, когда я обычно ужинаю.

– Хорошо, закажите завтрак по телефону, а я его оплачу.

Он понимал, что хотя бы таким образом должен отблагодарить американца за его сегодняшние старания.