Борис Воробьев - Брать без промедления

Боясь встретиться с врачом взглядом и тем самым выдать себя, Кострюков взял с подноса первый попавшийся под руку кусок мяса и буквально впился в него зубами. Горячий сок струйками тек по губам и подбородку, но Кострюков не ощущал боли. Голоса обедавших доносились до него невнятно, словно его и остальных вдруг разделила ватная перегородка. В голове билось только одно: Сазонов!

Мало-помалу Кострюков овладел собой и прислушался к разговору. Сазонов рассказывал, как утром пошел на охоту, и вот повезло — застрелил оленя. Конечно, всю тушу он принести не мог, но на жаркое вырезал. А за тушей пусть съездит Старостин. Олень лежит у Черного озера, Андрей знает это место.

— Как, Андрей, съездишь? — спросил Лаврентьев.

— Съездить-то можно, да что толку, — ответил Андрей. — Песцы уже все растащили.

— И все же съезди, прошу тебя. Хоть пуд привезешь, и то ладно.

К концу обеда на подносе остались одни кости. Довольные зимовщики, покурив, разобрали с вешалки полушубки и шапки и разошлись по объектам. Но Лаврентьев остался на станции, и это обрадовало Кострюкова — ему было необходимо поговорить с начальником зимовки. Однако старший лейтенант не спешил. Уединившись в медпункте, он принялся со всех сторон обкатывать свое неожиданное открытие.

Итак, Сазонов. Вот и верь после этого физиономистике, вазомоторике и прочим умным вещам. Да разве скажешь, глядя на Сазонова, что этот симпатичный человек с добрыми серыми глазами и чуткими руками врача способен так искусно притворяться и день ото дня вести смертельную игру?! И как вести! Обдуманно, хладнокровно — так, что даже ты, видавший виды, попался на удочку и подозревал Сазонова лишь по необходимости подозревать всех. А надо было думать, думать, старлей, а не ходить, как лошадь, в шорах. Кидался из крайности в крайность — то Панченко, то механик, то радист. А дело проще пареной репы, и давно бы нужно догадаться, что рацию стоит поискать за пределами станции, — в тундре или на берегу, а не под кроватями и в шкафах. И не отмахиваться, как от комара, от факта, что у Сазонова есть ружье, а главное — давно бы следовало задуматься над очевидным: ни у кого на станции нет столько свободного времени, как у врача. Какие у него здесь обязанности? Протирает свои банки-склянки, потчует всех аскорбинкой, чтоб не привязалась цынга, да помогает иногда метеорологу. А в остальное время? Бери ружье и шастай сколько хочешь по тундре, никто тебе не запрещает. Даже спасибо скажут, если мясца принесешь свежего, А уж спрятать рацию в тундре проще простого. Наверняка у него там тайник: как-никак сидит на станции третий год, за это время можно целый бункер оборудовать. Вопрос в другом: где этот тайник? Тундра большая, проищешь до конца света. Значит, надо смотреть за Сазоновым днем и ночью. Он в тундру — и ты за ним.

На этом месте складный ход мыслей прервался. «И ты за ним!» А как, интересно, ты будешь «и ты за ним» на своих культяшках?! А-а, черт!.. Андрей? Придется ему, больше некому. И даже к лучшему — выследит, на то и охотник. Все, старлей, точка. Теперь — к Лаврентьеву.

Но еще древние говорили: люпус ин фабулис — как волк в баснях: не успел Кострюков подумать о Лаврентьеве, как в дверях показалась фигура начальника зимовки.

— Ну дела! — сказал он с порога.

Глядя на возбужденное лицо Лаврентьева, Кострюков сразу догадался, о чем пойдет речь.

— Радиоперехват?

— Да. Только что сообщили. Но вы-то как узнали?

— Бдим, Василий Павлович, бдим, — скромно сказал Кострюков, но тут же перешел на обычный тон: — Так что сообщили?

— Перехвачена работа неизвестной радиостанции, но проходимость волн была плохая и запеленговать станцию точно не удалось. Но район предположительно наш.

— Другого и быть не может, Василий Павлович. Передавали от нас, и я вам даже скажу, когда именно — в промежутке между девятью и одиннадцатью.

— Передача велась с девяти пятидесяти до десяти пятнадцати. Но откуда вам все известно? Может быть, вы знаете и кто передавал?

— Знаю, — сказал Кострюков.

— Кто же?

— Сазонов.

Лаврентьев посмотрел на Кострюкова, как на больного.

— Ну, это уж слишком! То вы уверяли, что к передачам причастен Панченко, потом насели на радиста, а теперь добрались и до врача. Это, знаете ли, надо доказать.

— Докажем, Василий Павлович, и очень скоро. Но Сначала давайте посоветуемся, как это лучше сделать.

— Но у меня нет никаких подозрений относительно Сазонова!

— А у меня есть, и сейчас я их выложу вам, а вы попробуйте опровергнуть. Вы помните наш последний разговор, ну тот, когда мы договорились подкинуть агенту туфту с караваном?