Лен Дейтон: Рассказ о шпионе

Что этот ублюдок делал в такой же, как у меня, одежде? Разные размеры, некоторые легкие различия, но абсолютно весь мой гардероб. И фотография мистера Мэйсона, этого «грудного ребенка», который делает распечатки прогнозов погоды для военных игр. Теперь я забеспокоился. И так было со всем в квартире. Мои галстуки. Мой китайский фарфор. Мое виски «Гинесс». Мой музыкальный центр «Лик», пластинки фортепианных концертов Моцарта в исполнении Ингрид Хеблер. И около кровати, на которой было такое же, как у меня, темно-зеленое покрывало из универмага Уитни, фотография в серебряной рамке: мои отец и мать. Отец и мать в саду. Эту фотографию я сделал в день тридцать пятой годовщины их свадьбы.

Я заставил себя сесть на диван и стал разговаривать сам с собой. Послушай, сказал я себе, ты знаешь, что это такое, это одна из сложных шуточек, которые богатые люди проделывают друг над другом в телевизионных спектаклях, не имеющих финала. Но у меня не было друзей достаточно богатых и глупых, чтобы разыгрывать со мной подобную шутку только для того, чтобы поставить меня в тупик. Я имею в виду, что меня довольно легко поставить в тупик и не прибегая к подобным фокусам.

Я вошел в спальню и открыл шкаф, дабы еще раз пересмотреть одежду. Я говорил себе, что это не моя одежда, потому что она просто не может быть моей. Конечно, у меня не было таких вещей, о которых я мог с уверенностью сказать, что никто другой таких не имеет, но такого набора одежды фирм «Брукс бразерс», «Маркс», «Спаркс», «Тернболл и Ассерс» не могло быть больше ни у кого. Особенно если учесть, что все эти вещи уже пять лет как вышли из моды.

Но, если бы я не обыскал шкаф, я бы не заметил, что раму для галстуков передвигали. Я бы не увидел, что кто-то здесь плотничал, заменив заднюю стенку шкафа.

Я постучал по ней. Она оказалась полой. Тонкая фанерная пластина легко поддалась, за ней оказалась дверь.

Держалась дверь крепко. Я отодвинул одежду, это позволило навалиться на дверь с большей силой. Дверь поддалась, и сантиметров через пять дело пошло легче. Я ступил в комнату за стеной шкафа, как Алиса в Зазеркалье. Принюхался. В чистом воздухе стоял легкий запах дезинфекции. Я чиркнул спичкой. Комната оказалась без окон. С помощью спички нашел выключатель. Обстановка напоминала небольшой офис: стол, кресло, пишущая машинка, блестящий линолеум. Белые стены были свежевыкрашены. На стенах висели календарь в виде цветной иллюстрации воздушного термоскопа фон Герика, подаренный хозяину главой по производству медицинского оборудования в Мюнхене, далее дешевое зеркало, незаполненный настенный ежедневник, прикрепленный к стене хирургическим пластырем. В ящиках стола я обнаружил пачку белой бумаги, пакет бумажных бланков и две белые нейлоновые рубашки в пакетах из прачечной.

Дверь из офиса также отворилась легко. Теперь я оказался в соседней квартире. За холлом шла большая комната — соответствующая моей гостиной, — освещаемая полдюжиной ламп за матовым стеклом. Окна были оборудованы легкими плотными деревянными ставнями, похожими на те, что используют в фотоателье. Стены в этой комнате также были выкрашены в белый цвет. Все содержалось в строжайшей чистоте: стены, пол и потолок — блестящие, без пылинки. В одном из углов новая раковина из нержавеющей стали. В центре комнаты стоял стол, накрытый накрахмаленной хлопковой скатертью. Скатерть в свою очередь была покрыта прозрачной пластиковой клеенкой. С такой было бы удобно стирать брызги крови. Любопытный был стол: его высоту и наклон крышки можно было менять. Очень был похож на простейший операционный стол. Большой аппарат рядом со столом не напоминал мне ни один из известных медицинских приборов. Трубки, циферблаты, ремни — дорогое было устройство. Хотя я не мог его узнать, но был уверен, что уже видел подобное раньше, правда, никак не мог выловить его из глубин памяти.

Из этой комнаты вела еще одна дверь. Очень осторожно я взялся за ручку, но дверь оказалась заперта. Я наклонился к двери и услышал голоса. Придвинувшись еще ближе, я разобрал слова говорившего:

— …затем на следующей неделе ты сделаешь средний крен и так далее. Похоже, они не знают, когда все начнется.

Ответ — это был женский голос — был почти не слышен. Затем мужчина, находившийся ближе ко мне, сказал:

— Конечно, если начальство предпочитает один поворот, мы можем изменить вращение и сделать его постоянным.

Опять прозвучал неразборчивый женский голос, затем звук льющейся воды, как будто мыли руки.