Шелли молча сидел напротив на кушетке, положив рядом с собой видеокассету. Падавшее на ковер солнце было не таким ярким – как-никак конец лета. Роз, к которой присоединился бирманский кот, шумно укладывала в спальне вещи. В комнате незримо присутствовал третий. С ними был Обри, как всегда, упрекающий Хайда, на этот раз словами длинного ворчливого исповедального письма, посланного им вскоре после своей отставки. Слова, будто пощечины, отдавались в голове Хайда. "Только собственное мнение дает свободу действий. От других людей нельзя ждать ничего, кроме бесконечных обязательств перед ними, а это прямая противоположность свободе..." Обри, объяснявший, почему он, преследуя и обрекая на смерть Малана, пошел против всех принципов и правил. Дабы примириться со своей непримиримой совестью, Обри оправдывал себя в том, что позволил личным мотивам взять верх над соображениями долга и первоочередными задачами операции.
Хайд покачал головой и провел руками по вьющимся волосам. При воспоминании об Обри – об обязательстве – он вдруг рассвирепел.
– Не могу, Шелли, – взорвался он. – Не обязан. Ты мне за такие дела больше не платишь. Я больше не служу. Так что не надейся, что я от скуки возьмусь за что-нибудь интересное или опасное.
Но даже это объяснение не прозвучало так, как он хотел. Обязан. Как ему уже объяснил Шелли – со всей убежденностью начинающего генерального директора, – он "обязан Кассу своей жизнью. Касс спас тебя в Дели, посадил в нужный самолет и отправил в надежное место. Если бы не он, тебя бы убили". Из-за прямоты, с какой это было произнесено, то, что он собирался сказать – а-а, плевал я на Касса, – жалко скулило в голове, словно щенок, наказанный за то, что написал на новый ковер; или одна из кошек, изодравшая дорогую обивку. А-а, плевать на Касса... Не годится, совсем не годится, потому что в глубине сознания мысль о Кассе скулила, как все наказанные щенки и кошки.
– Прошу о немногом, Патрик, – успокаивал Шелли.
Шелли пришел к нему по собственной инициативе. На табличке на двери кабинета в Сенчури-хаузе [2] с его фамилией и новым титулом еще не высохла краска. Генеральный директор Службы тайной разведки. Наконец-то Шелли, глядя на аспидную поверхность реки, мог каждое утро произносить вслух сей титул применительно к самому себе. Наследный принц старого Обри занял самый высокий пост, но старику ради этого назначения пришлось изрядно подергать оставшиеся в его руках нити.
Чтобы уйти от разговора, Хайд спросил:
– Как там старый хрыч? До меня теперь не доходит никаких сплетен. Я же теперь чужак.
– Кто? А-а... сэр Кеннет? – с неподдельной любовью отозвался Шелли. – Слыхал, что он в Вене, остановился у фрау Эльзенрайт.
– Его единственная настоящая старая любовь, – усмехнулся Хайд. – А потом? Зима на Багамах – мемуары стоят того.
– Думаю, что он по крайней мере более доволен, чем его прежняя политическая хозяйка, – возразил Шелли.
Может быть, и так. Обри ушел, осыпанный почестями и благодарностями.
А в спальне Роз демонстративно гремела ящиками шкафов, хлопала крышками чемоданов. Как бы поняв намек, Шелли пробормотал:
– Куда денете кошек?
– Что?.. А-а, в кошачий питомник.
– Вас не будет?..
– Пару месяцев. Смотря сколько времени понадобится Роз, чтобы разобраться с имуществом дядюшки. – В спальне сердито стукнули дверцей стенного шкафа. Кошка соскочила с подоконника; вернувшийся из спальни бирманец, обнюхав брюки Шелли, присоединился к пестрой. С Эрлз-корт в чистенькую комнату проникали пыль и запах бензина. – Видишь, ничем не могу помочь.
Роз защелкнула замки чемоданов, и, к явному неудобству Шелли, ее огромная тень возникла в двери гостиной. Ему и так было не по себе. Смущение было ненаигранным. Он не только не знал, как повернуть дело, но даже не представлял, о чем он хочет просить.
– Что на пленке? – полюбопытствовал Хайд. – Порно с убийством?
– Как тебе сказать... та, кого показывают, действительно мертва. Хочешь, покажу?
Хайд равнодушно пожал плечами, и Шелли направился к телевизору вставить кассету в видеомагнитофон. Хайд, как бы ища поддержки, оглядывал комнату, отмечая детали: выскочившую в окно пеструю, будто ее о чем-то предупредили; медленное движение по ковру солнечного луча, оживившего мебель и шторы. Шелли, щелкнув дистанционным пультом, включил телевизор.
Сразу бушующая людская масса.
– Похороны кинозвезды, по индийскому обычаю, – сухо пояснил Шелли, передавая Хайду увеличенные фотоснимки. Хайд потянулся за ними. В снятом из высоко расположенного окна кадре на экране телевизора шевелилась, будто куча червей в рыбацкой коробочке с насадкой, огромная толпа людей. Затем, безо всякого перехода, эта же сцена – толкающиеся и вытягивающие шеи люди, – снятая с земли. – Видно, им очень интересно, – добавил Шелли.
Читать дальше