Леонид Дроздов - Закат над Квантуном

После службы Горский отправился к Унгебауэру. Титулярный советник рассчитывал узнать у друга, тесно связанного с флотом, подробности морских сражений.

Демьяна Константиновича дома не оказалось. Судебный следователь хотел было уйти, но камердинер настойчиво предложил Антону Федоровичу дождаться прибытия хозяина. Его провели в знакомую гостиную, предложили кофе. Горский не отказался, хотя кофе пил редко. Как странно было находиться в пустой гостиной, где еще совсем недавно гремели задорные шутки, рекой лился «Мартель» и стоял густой табачный дым. Всё это будто кануло в Лету. Будто никаких вечерних посиделок никогда и не было.

«Всё течет, всё изменяется», – сказал некогда Гераклит и был тысячу раз прав…

От подобных мыслей у титулярного советника защемило сердце. Впрочем, ненадолго, потому что очень скоро в гостиную вошла Тереза. Как того и требовал этикет, Горский тотчас поднялся. Жена Унгебауэра вежливо поздоровалась и попросила Антона Федоровича еще немного подождать Демьяна Константиновича, который должен был вернуться с минуты на минуты.

– Вы уже, вероятно, знаете, что случилось… – начал вместо обязательных комплиментов судебный следователь. – Поэтому, может статься, ваш муж задержится…

Тереза молча кивнула. В глазах ее читалась немая скорбь, которая присуща всем женщинам, переживающим за своих мужчин. Она присела на диван.

Наконец камердинер принес две чашки кофе. Напиток источал приятное амбре. Кофейный аромат всегда ассоциировался у Горского с чем-то экзотическим и зарубежным, хотя нигде, кроме Китая, он никогда в своей жизни не бывал.

Звенящая пауза повисла в воздухе. Жизнь как будто бы остановилась, а время потеряло своё исчисление. И лишь мерный и монотонный стук часов возвращал полет мыслей с небес на землю.

– Зачем эта… война?.. – спросила вдруг Тереза, чем застала Антона Федоровича врасплох. От неожиданного вопроса титулярный советник поперхнулся и закашлялся.

Он уже открыл было рот, но слова совершенно не желали выстраиваться в стройные фразы. Вместо этого получился невнятный и косноязычный спич, сравнимый с ответом гимназиста, не знавшего урок, но пытавшегося выкрутиться всеми способами.

– Зачем?.. Гм… Сложно объяснить, сударыня… Войны порой случаются… Их никто не ждет, все почему-то уверены, что на их век этой напасти не случится… А выходит каждый раз обратное… Вот и нынче.

– Вот и я также думала… – призналась госпожа Унгебауэр. – И всё же я не понимаю, зачем воевать…

– Тут чисто мужская психология, сударыня, – наконец-то собрался с мыслями Горский. – Если спор невозможно решить компромиссом, в ход идут кулаки. Так у нас заведено с детства. Более того, если с одной стороны прослеживается явное желание драки, она непременно наступит, как бы другая сторона себя ни вела.

– Вы намекаете, что Япония изначально хотела войны?

– Не мне судить, сударыня, я всего лишь говорил о мужской психологии, которой априори присуща агрессия, как одна из форм разрешения конфликтов.

– По-вашему выходит, что лучшие правители – женщины? – едва заметно улыбнулась Тереза.

– Напротив. Женщины, как вид, еще хуже мужчин, потому что чрезвычайно подвержены перепадам настроений. Беда той державе, которую возглавит женщина.

– Да вы большой мизантроп, Антон Федорович, – в шутку проговорила госпожа Унгебауэр. – И, пожалуй, даже мизогинист.

– Вот уж нисколько! Я всего лишь не поддерживаю дамскую эмансипацию.

– Но при этом охотно посещали кафешантан при «Империале»! – упрекнула его Тереза, нисколько не смущаясь своей прежней жизни.

– Поверьте, сударыня, если бы не Демьян Константинович, который только и грезил о вас, я бы никогда там не оказался.

– Гм, и это странно. Почему вы до сих пор не женаты? – полюбопытствовала госпожа Унгебауэр с каким-то животным интересом.

Ответить на этот вопрос Горский не мог. Но еще более не хотел. Все его соприкосновения с противоположным полом неизменно оканчивались несчастиями, от которых он порядком устал. Да, у него был бурный роман с Анной Лазаревой, прекратившийся столь внезапно, как и начался. Были непонятные чувства к баронессе фон Нолькен, с которыми он, слава Богу, разобрался. Была амурная вспышка с милой и чистой Агатой, дочерью богатого масона. Были и до того «контакты», которые ярко вспыхивали, но быстро угасали, будто шведские спички. Стало быть, таков его, Антона Федоровича, крест. При этом в глубине души он желал наконец найти свою единственную спутницу, которая будет сопровождать его до конца жизни.