Ян Флеминг - Голдфингер. Операция «Удар грома». Шпион, который любил меня

Она нервно отпускала шуточки по поводу двусмысленного положения, когда «Спидберд» на скорости 100 миль в час шлепнулся брюхом на воду, поднимая стену брызг. Удар оторвал хвост самолета. Золото, сложенное в багажном отделении, разломило самолет пополам, и Бонд с девушкой оказались в ледяной воде. Так они и плавали, полуоглушенные, в своих желтых спасательных жилетах, пока их не подобрали. К этому моменту на поверхности плавало лишь несколько обломков, а экипаж с тремя тоннами золота на шее шел ко дну Атлантического океана. Спасательная лодка еще некоторое время порыскала в волнах, но никто больше не всплыл.

С ними обращались наполовину как с членами королевской семьи, наполовину как с марсианами. Бонд ответил на наиболее важные вопросы, а затем все это показалось слишком сложным для его измученного мозга, Теперь он лежал в тишине и покое, с удовольствием потягивал виски и думал о Пусси Галоре, о том, почему она предпочла спрятаться под его крыло, а не Голдфингера.

Дверь из соседней каюты отворилась, и вошла Пусси. На ней не было ничего, кроме серого рыбацкого свитера, заканчивающегося значительно выше колен. Рукава свитера были закатаны. Она как будто сошла с картины Вертса.

— Меня утомили вопросы, не хочу ли я, чтобы меня растерли спиртом, — сказала она, — а я всем говорю, что если кто и будет меня растирать, то только ты, и если меня и будут чем-то растирать, то тобой. — И закончила неуверенным голосом: — И вот я здесь.

— Закрой дверь, Пусси, — решительно сказал Бонд. — Сними этот свитер и лезь в кровать, не то простудишься.

Она выполнила все, что ей было сказано, как послушный ребенок.

Устроившись в объятиях Бонда, Пусси спросила, глядя ему в глаза, голосом не гангстера, не лесбиянки, а обычным девичьим голосом:

— Ты будешь мне писать в «Синг-Синг»?

Бонд посмотрел в глубокие фиалковые глаза, которые не были теперь ни жесткими, ни властными. Он наклонился и легонько поцеловал их.

— Мне говорили, что ты любишь только женщин.

— Мне раньше никогда не попадался настоящий мужчина. — Голос ее снова стал жестким. — Я уроженка Юга. Знаешь, какое там определение девственницы? Это девушка, бегающая быстрее своего брата. Что до меня, то мне было двенадцать лет и я бегала медленнее, чем мой дядя. Это было не очень приятно, Джеймс. Ты вполне можешь себе это представить.

Бонд улыбнулся, глядя на бледное прекрасное лицо.

— Все, что тебе требуется, — это пройти курс НЛТ.

— А что это?

— Это? Нежная любовная терапия.

— Кажется, мне это нравится.

Она посмотрела на чувственный, жесткий рот Бонда, протянула руку и поправила черную прядь, упавшую ему на глаз. Заглянув в серые с дичинкой глаза, поинтересовалась:

— И когда приступим?

— Сейчас, — ответил он тихо и закрыл ее рот своим.

Джеймсу Бонду было худо. Как говорят картежники, точно у тебя все мелкие, а на чужой руке четыре туза.

Похмелье… Прежде всего — стыдно, а стыдиться Бонд не привык. Раскалывается голова, болит все тело. Он закашлялся, в глазах зарябило, заиграло черными точками — будто по зеркалу пруда прыснули головастики. А ведь и сам чувствовал, что пьет лишнее. Поданный в роскошной, на улице Парк-Лейн, квартире очередной бокал виски с содовой — а он уже выпил десять таких — пошел тяжело, во рту от него загорчило. Он понял, что хватит, пора домой, и решил напоследок сыграть еще роббер. Пять фунтов за сто очков, и разойдемся, предложили ему. Он согласился. И попался, как дурачок. Он живо представил: вот круглолицая, с непроницаемой, как у Моны Лизы, улыбкой пиковая дама победно бьет его валета… «Кто ж так играет!» — ругается партнер, и Бонд садится без взятки, записывает четыреста в минус и на круг проигрывает 100 фунтов, деньги немалые.

Бонд еще раз промокнул тампоном порез на подбородке и презрительно глянул на мрачную физиономию в зеркале над умывальником. Идиот, тупица!.. А глупит от безделья. Больше месяца перекладывает бумажки — листает бредовые инструкции (да еще галочку поставь напротив своего номера — прочел, мол!), строчит отчеты. Озвереешь! Недавно ни за что ни про что наорал на подчиненного — тот заикнулся было Бонду поперек. Да еще заболела гриппом секретарша, и ему прислали на время какую-то дуру, и к тому же уродину; его она называла «сэг-г» — церемонно и шепеляво… И вот снова понедельник, в окно барабанит майский дождь. Впереди целая неделя. Бонд проглотил две таблетки, потянулся за третьей, и тут в спальне зазвонил телефон. Зазвонил по-особому, громко, отчетливо — связь со Штабом прямая.