Ян Флеминг - Шпион, который любил меня

Ян Флеминг

Шпион, который любил меня

МОИМ ЧИТАТЕЛЯМ

То, что вы прочтете дальше, я обнаружил однажды утром на своем письменном столе. Как вы увидите, это история, рассказанная молодой женщиной, очевидно, красивой и не столь уж неискушенной в искусстве любви. Как следует из ее рассказа, она, видимо, была не только увлечена романтической любовью, но и вовлечена в рискованное дело тем самым Джеймсом Бондом, чьи подвиги на ниве секретной службы я сам время от времени описываю. К рукописи была прикреплена записка, под которой стояло имя - "Вивьен Мишель". Содержание записки убедило меня в том, что все написанное - чистейшая правда, откровение души.

Мне было весьма интересно взглянуть на Бонда под совершенно другим, так сказать, углом зрения, и, получив разрешение на некоторые незначительные нарушения Закона о государственной тайне, я с большим удовольствием помог опубликовать эту рукопись.

Ян Флеминг

1. ИСПУГАННАЯ КОШКА

Я убегала. Убегала из Англии, от своего детства, от зимы, от вереницы случайных, малопривлекательных любовных приключений, от немногочисленных предметов мебели и кучи поношенной одежды, которые окружали меня в моей той, лондонской жизни.

Я убегала от серости, затхлости, снобизма, боязни невидимых горизонтов, от собственной неспособности вырваться вперед в этой крысиной гонке - хотя я и очень привлекательная крыса. В действительности же я убегала почти ото всего. Кроме закона.

Я пробежала довольно длинный путь - чуть ли, с небольшим преувеличением, не половину экватора. Физически я преодолела путь от Лондона до Дрими Пайнз Мотор Корт, который находился в десяти милях к западу от Лейк Джордж, знаменитого американского туристического курорта в горах Адирондака, - огромном пространстве, покрытом скалами, озерами и сосновыми лесами, которые составляют большую часть северного района штата Нью-Йорк. Я начала путешествие первого сентября, и вот уже наступила пятница тринадцатого октября. Когда уезжала, мрачная и надменная кленовая аллея на моей улице была зеленой настолько, насколько деревья могут быть зелеными в Лондоне в середине августа. Здесь же, среди миллиардной армии сосен, марширующих на север к канадской границе, настоящие дикие клены полыхали, как разрывы шрапнели. И я почувствовала, что вся я, или во всяком случае моя кожа, сильно изменилась, преобразилась: зловещий бледно-желтый цвет, свойственный многим в той лондонской жизни, сменил здоровый естественный цвет, который появляется, если проводишь много времени на воздухе, рано ложишься спать и делаешь множество других милых, но скучных вещей, составляющих часть моей жизни в Квебеке еще до того, как было решено, что я должна ехать в Англию чтобы стать "настоящей леди". Конечно, цвет лица, свойственный физически здоровым и жизнерадостным людям с румянцем во всю щеку, нынче не в моде. Я даже перестала красить губы и делать маникюр, но для меня это было все равно что сбросить искусственную кожу, стать самой собой. Глядя в зеркало, я была по-детски довольна своим внешним видом и мне вовсе не хотелось рисовать какое-то другое лицо на своем собственном. Я не хвастаюсь. Мне нужно было убежать от себя такой, какой я была последние пять лет. Не то, чтобы я была так уж довольна собой, но ту, другую, я ненавидела и презирала и рада была отделаться в том числе и от ее лица.

Радиостанция УОКО (могли бы придумать название поблагозвучней), ведущая передачи из Олбани, столицы штата Нью-Йорк, от которой я находилась милях в пятидесяти к югу, сообщила время: шесть часов. Далее шел прогноз погоды. Предупредили и о приближающемся урагане, который двигался с севера и должен был достичь Олбани около восьми вечера. Это означало, что ночь будет беспокойная. Но мне было все равно. Ураганом меня не удивишь, хотя ближайшая живая душа, насколько известно, находилась от меня милях в десяти, если ехать отсюда по довольно разбитой проселочной дороге в направлении к Лейк Джордж. Сама мысль о том, что скоро станут гнуться сосны, загремит гром и засверкают молнии, сразу заставила меня почувствовать уют и тепло четырех стен, под защитой которых можно переждать грозу.

И я была одна! Совсем одна! "Одиночество - любовник, уединенье сладкий грех". Где я это вычитала? Кто это написал? Это так точно совпадало с тем, что я всегда чувствовала в детстве, явствовала до тех пор, пока не заставила себя "отправиться в плавание", "слиться с толпой" шикарной толпой гостей на балу.