Ян Флеминг - Голдфингер. Операция «Удар грома». Шпион, который любил меня

— Ничего, вы быстро все вспомните. А если возникнут проблемы, всегда можно обратиться к дежурным по подразделениям, начальнику Штаба или в конце концов ко мне. (Бонд улыбнулся, представив, как он будит М. среди ночи, потому что кто-то где-то в Азии, например в Токио, во что-то влип.) Короче, я так решил. Я хочу, чтобы все старшие офицеры несли дежурство. Кстати, ноль ноль семь, — М. окинул Бонда ледяным взором, — вчера на меня насели люди из казначейства. Они считают, что подразделение «ноль ноль» убыточно и не отвечает духу времени. Я не стал с ними спорить, просто сказал, что они ошибаются. (Бонд, усмехаясь про себя, представил эту картину.) Как бы то ни было, от вас не убудет, если, будучи в Лондоне, вы несколько раз подежурите. По крайней мере не застоитесь.

Теперь Бонд не жалел об этом. Он уже отдежурил больше половины срока, и за все это время не возникло ничего, выходящего за рамки проблем, требующих элементарного здравого смысла. В случае каких-либо затруднений он просто передавал информацию соответствующему подразделению. Ему даже нравилось сидеть в этой тихой комнате, быть в курсе всех секретов и периодически пить кофе с бутербродами, которые ему носила симпатичная буфетчица.

Второй причиной, почему Бонду нравились ночные дежурства, было то, что теперь у него появилось время воплотить в жизнь замысел, который он вынашивал уже больше года, — написать учебник по всем существующим способам самообороны без оружия. Он даже придумал название — «Выжить». В это пособие должно было войти все лучшее, что издавалось по данному вопросу всеми секретными службами мира. Бонд никому не рассказывал о своих замыслах, но втайне рассчитывал на то, что, если его идея осуществится, М. разрешит внести его учебник в официальный список учебных материалов Секретной службы.

Бонд раздобыл оригиналы необходимых ему книг и их переводы. Большинство было изъято у вражеских агентов, некоторые были подарены М. братскими службами — OSS, ЦРУ и Вторым бюро. Сегодня перед Бондом лежал раритет — перевод учебника с кратким названием «Самбо», предназначенного для оперативников советского СМЕРШа.

Прочитав половину второй главы, Бонд отодвинул рукопись, подошел к окну и стал смотреть на улицу. Его мутило от грубого насилия, которым была переполнена книжка. Он испытал приступ отвращения, подобный тому, какой был у него в аэропорту Майами. Что с ним происходит? Неужели он больше не выдерживает всего этого? Может быть, он расклеился? Или просто выдохся? Бонд некоторое время постоял, глядя на луну, выглядывающую из-за облаков, передернул плечами и вернулся к столу. Он пришел к выводу, что просто перебрал по части физического насилия, вроде психоаналитика, переобщавшегося со своими клиентами, страдающими психическими расстройствами.

Бонд снова перечитал абзац, вызвавший у него такую реакцию: «С пьяной женщиной можно легко справиться, захватив указательным и большим пальцами ее нижнюю губу. Жестко вывернув губу, нужно с силой дернуть, и женщина пойдет туда, куда нужно».

Бонд брезгливо хрюкнул. Омерзительная деликатность — большим и указательным пальцами) Б-р! Бонд закурил и уставился на пульт, стараясь переключить свои мысли на что-нибудь другое, страстно желая, чтобы загорелся какой-нибудь сигнал или зазвонил телефон. Осталось еще пять часов до доклада, который ему предстоит сделать начальнику Штаба или М., если М. явится в такую рань. Что-то беспокоило Бонда, какая-то мысль, к которой он хотел вернуться, когда будет время. Что это было? Откуда возникла ассоциация? Да, палец, золотой палец, Голдфингер. Он хотел проверить по картотеке, нет ли у них чего-нибудь на этого человека.

Бонд снял трубку зеленого телефона и набрал номер информационного центра.

— Впервые слышу, сэр. Я проверю и позвоню вам.

Бонд положил трубку.

Путешествие было чудесным. Они с Джил съели все бутерброды и выпили шампанское, а затем занялись любовью под мерный перестук колес. Было такое впечатление, что девушка испытывала давно неутоляемый любовный голод. Она еще дважды будила его ночью, требуя ласки, молча, просто касаясь его тела. На следующий день она снова дважды опускала шторы на окнах, брала его за руку и говорила: «Люби меня, Джеймс», — голосом ребенка, просящего конфету.

По словам Джил Мастертон, Голдфингер совершенно равнодушно воспринял свое поражение. Он велел ей передать Бонду, что будет в Англии через неделю и хотел бы сыграть с ним в гольф на поле в Сандвиче. И ничего больше — ни угроз, ни ругани. Еще он сказал, что будет ждать ее с обратным поездом. Джил собиралась вернуться к Голдфингеру. Бонд пытался отговорить ее, но она сказала, что ничего не боится. Что Голдфингер может ей сделать? А терять хорошую работу не хочется.