– Слушаюсь, товарищ майор! – звонко и в то же время наигранно подобострастно, отчеканил «фашист» и, слегка улыбнувшись, уже мне добавил. – Выйдем за шлагбаум…
– По службе или просто на экскурсию? – закурив и с неожиданно тонкой улыбкой на лице, спросил меня «фашист». Голос у него был ровный и какой-то располагающе нейтральный.
– А разве сюда можно на экскурсию? – я усмехнулся. – По службе, конечно. Просто сегодня первый день, вот и смахиваю на туриста. – Кстати – Степан. А тебя как звать-то?
– Константин. – Он протянул руку, и мы обменялись рукопожатиями. – Понадобится гид – дай знать. Будет время – пообщаемся.
– А как тебя найти – то? Небось, засекречен ты жутко.
– Да не секретней тебя, – он с улыбкой посмотрел на мой гражданский костюм. – А найти меня легко – общежитие у нас с тобой, думаю, одно.
Осмотр трамвая был завершен и я, наспех попрощавшись с Константином, затушил окурок сигареты носком ботинка, и поспешил занять свое место. На этом и закончилось мое первое общение с человеком, судьбе которого волей случая предстояло крепко сплестись с моей…
На третий день своей карьеры в Красноярске я был направлен на охрану ГРЗ. О встрече на КПП я, естественно, позабыл – дел и так было невпроворот. Пока привыкал к местности и изучал свои обязанности, не было времени даже на воспоминания. Потекла рутина службы. День за днем – день отдыха, день на караул.
Стало душно, и я пошире открыл форточку. Свежий морозный воздух ворвался в комнату вместе с несколькими заблудшими снежинками.
… Так прошел месяц, утомительно – успокаивающий в однообразии работы. В один из дней я был назначен начальником первого караула, охраняющего вход в промышленную зону и части периметра ГРЗ. Первый караул охраняли две роты (девятая и десятая) посменно, то есть, сутки – одна, сутки – другая. В карауле было три смены, и каждая смена отстаивала по четыре часа два раза, выполняя «боевой приказ в мирных условиях», как официально называлось несение караула. Я сидел внутри караульного помещения между дежурным оператором и «тревожной группой». На смену караула ходили сержанты с солдатами. В мои обязанности входило распределять караульных по постам, а сержантский состав должен был время от времени контролировать несение службы рядовыми. В это время я сидел с «тревожной группой» на случай срабатывания сигнализации.
Существовало два варианта срабатывания сигнализации: когда колючие проволоки периметра касались друг друга или если была нажата «тревожная кнопка», находившаяся на КПП. На каждом посту по всему периметру имелись розетки, и часовой был обязан через каждые 15–20 минут подключаться находившейся в его распоряжении трубкой к одной из них и докладывать обстановку начальнику своего караула, то есть мне.
Было около четырех часов дня, когда из кабины оператора послышался зуммер, и тревожно замигала красная лампочка.
– Стрельба на шестом посту! – крикнул оператор, не оборачиваясь к нам.
– Тревожная группа в ружье! – тут же крикнул я. – Шестой пост! …
И пока сержант с рядовым, прихватив автоматы, бросились к шестому посту, я внимательно прислушивался к переговорам оператора с соседним, седьмым постом.
Вдруг оператор резко прервал переговоры и повернулся ко мне:
– Седьмой докладывает: выстрелы на шестом! …
Один выстрел – было ЧП! Но выстрелы!.. Я быстро забрал АК и побежал к КПП.
– Выстрелы! … Выстрелы! … На шестом очередь! … – увидев меня, закричал караульный.
– Да не ори! Знаю. … Пропускай на периметр! – в сердцах прикрикнул я на него и ринулся в проход из проволок по направлению к шестому посту.
Мне уже были видны сержант с рядовым тревожной группы, подбегающие к месту. Я нагонял их.
К шестому посту мы подбежали почти одновременно. Сержант замахал рукой, увидев что-то и давая тем самым понять рядовому, чтобы тот притормозил и не подходил близко. Одновременно он обернулся, как бы уступая мне дорогу. Я не видел, что находится впереди – мне мешала спина сержанта. Но когда он отошел, мне стал виден стоящий часовой, держащий в безвольно повисшей руке АК. Он был бледен и смотрел перед собой ничего не выражающим взглядом, с побелевшими белками глаз. Молодой стриженый пацан, так и не понявший, что он наделал и как испортил всю свою дальнейшую жизнь, смотрел на наше приближение, но ничего не менялось на его лице. Рядом с ним, точнее у его ног, лежало тело проверяющего сержанта. При виде нас часовой ровным, лишенным всяких интонаций, мальчишеским срывающимся голосом сказал, ни к кому не обращаясь:
Читать дальше