— Здесь суть упрощенной конструкции, которой суждено перевернуть весь ход мирового прогресса! Этот аппарат… — трепетным голосом объяснял профессор… Любезно поддакивая и делая заинтересованное лицо, Мак прислушивался к звукам, идущим из других комнат.
Дома ли она? Захочет ли вообще повидаться с ним? Профессор кончил объяснения и скрестил свой детски-нетерпеливый и робкий взгляд с рассеянным взглядом журналиста.
— Да, да, — промямлил Мак, энергично чертя строчки каракулей на листке блокнота. — Да, это необыкновенно счастливая и богатая идея. Если профессор позволит, он посвятит ей один из своих очередных очерков. Ведь он еще раньше слышал об этой идее — лицо профессора просияло — от его дочери Нины Павловны! — профессор посерел и кисло улыбнулся. — Мы познакомились в вагоне… Она просила зайти… Может, можно сейчас…
Профессор сорвался с места и быстрыми шагами ринулся к внутренней двери.
Недоумевающий гость шел следом.
Профессор миновал комнату с буфетом в углу и со скатертным столом посредине и стукнул в следующую дверь. Звучный голос — голос вагонной спутницы — ответил изнутри. Профессор пошел обратно. Мак надавил ручку.
Она сидела в глубоком кресле у перил крытой террасы, держа на коленях неразрезанную книгу. Она была в светлом домашнем платье. Увидев вошедшего, она улыбнулась и подняла руку, заставившую сердце у двери забиться сильней и кровь прилить к голове.
— Александр Ильич? Здравствуйте! Садитесь сюда поближе!
— Благодарю вас! — Снова омраченный только что происшедшим, держа шляпу на коленях, Мак сел на стул у самого кресла.
— Ну что же, рассказывайте! Как вы освоились с нашими достопримечательностями? — Она расхохоталась. — Не говорила ли я — здесь гоняют коров по главной улице и развозят воду в особых повозках! А ваши авиационные дела?
— Ничего, Нина Павловна. То есть, не ничего, а хорошо! — Мак бледно улыбнулся.
— Это интересно, расскажите… Вы сейчас от папы? Да что это у вас такое надутое лицо?
Мак глядел в ее чистые, небесного цвета глаза. Черт, почему это его так расстроил этот случай? Ну, да все равно — пойти начистоту! Или это недоразумение, или…
— Да, Нина Павловна, я от него. Там произошел странный случай, Нина Павловна! Видите ли, у профессора оказался портрет моего нового знакомого — военлета Иванова!
— Да? — ее голос прозвучал холодным удивлением.
— Ну, и вот… профессор сказал, что этот портрет попал к нему от вас… Мне, конечно, все равно… То есть, не все равно, а… Для восстановления истины, главным образом… Я сам сознаю, что не имею основания задавать вам такие вопросы…
Некоторое время она молчала, перелистывала книгу на коленях. Вертясь на стуле, Мак мучился тысячью угрызений. Так глупо начать разговор! Она, несомненно, обиделась. Он никогда не умел обращаться с женщинами. Конец знакомству.
Но она не обиделась. Она пристально и серьезно посмотрела ему в лицо.
— Этот портрет? Однако, Александр Ильич, вы странно начинаете наше знакомство! Да, конечно, он попал к папе от меня. Видите ли, я собираю коллекцию карточек авиаторов… То есть нет, я шучу, конечно. — Она понизила голос. — Слушайте, была такая встреча! Он подарил мне ее с надписью… Вы видели надпись? — она подождала испытующе: — Понимаете, я оказала ему поддержку в одном деле в Москве. Но дайте обещание — я не хочу, чтобы кто-нибудь еще знал об этом деле и о портрете. В особенности, не обмолвитесь ему! Ни в каком случае! Дайте честное слово!
— Не говорить никому? Тайна? — немного растерянно улыбнулся Мак.
— Тайна! — серьезно подтвердила она. — Я очень прошу вас. Вы будете молчать? Честное слово?
— Честное слово и красная присяга журналиста! — улыбаясь, произнес Мак, склоняясь к ее протянутой руке.
В которой Иванов пробует самолет, а Мак ближе знакомится с авиацией
Мак проснулся поздно на бугристом матрасе старинной деревянной кровати в грязном номере «Центральной гостиницы». Он вспомнил план сегодняшнего дня и посмотрел в окно.
Ему везло: день — спокойный и синий, — как нельзя больше способствовал осмотру аэродрома в рабочее время.
— Будут много летать, — решил Мак, энергично натягивая брюки, — наверно, предложат и мне, как столичному гостю! Полететь разве — неудобно все-таки — журналист, писатель, до известной степени, и не летал ни разу! Впрочем — ненадежная штука этот самолет! Ну, там на месте посмотрим! А Нина Павловна? Дело-то совсем на мази! — легкие, как будто пропитанные духами, воспоминания о дочери Добротворского целиком заполнили его.
Читать дальше