Андрей Молчанов - Взорвать Манхэттен

– Двигаем! – донесся голос командира.

– Сколько еще до наших-то ковылять? – донесся риторический вопрос.

Ответ командира был уклончив, хотя и оптимистичен:

– Не переживай, в любой лес мы заходим максимум до середины, а после мы уже идем из леса…

И опять мы двинулись путаными тропами через враждебно тыкающиеся в лицо ветви, и каждый ощущал тревогу каждого: мы явно и серьезно засветились с этим побоищем, а впереди двадцать горных километров до базы.

Лично же я – Максим Трофимов , капитан спецназа ГРУ, прошедший все чеченские войны без единого ранения и считавшийся счастливчиком, находился в данный момент в самом бесперспективном положении среди своих боевых сослуживцев. На текущем отрезке времени рисковали мы все одинаково, но если те, кто шагал рядом, предвкушали все прелести казармы – горячую жратву, двести грамм, а то и всю поллитру, а затем – уютную койку аж с простынями, то я таковыми видениями будущего не утешался. Наоборот, полагал, что ждет меня не халва с мандаринами, а хина и плесень… И, ступая десантными башмаками с мыска на каблук привычной бесшумной походкой, вминая в травку прошлогодний ветхий лист, думал о будущем, не предвещавшим ничего хорошего. И прогноз моих скорых и неотвратимых неприятностей мог бы сделать и самый тупой обыватель, сознающий элементарную ответственность за незаконное хранение оружия. В домашних, естественно, условиях. Сознавал я ее, ответственность? Да. Но так, отстраненно. Подобно моим дружкам, перетаскавшим из воюющей Чечни в мирную Москву горы опасного железа благодаря личным связям с нужными контролирующими инстанциями в военном аэропорте… Кто-то, может, стволы и для продажи «конрабасил», но в основном везли для себя. Руководствуясь «сувенирным синдромом», вероятно. А ведь действительно, – какая страна, такие и сувениры. Из страны Чечни лично я притащил немного, но и немало: «кедр», «калашников», – это автоматы; ТТ, «макаров» и «глок» с заводским долгоиграющим глушителем. Ради чего? Чтобы потешить мужское самолюбие, да и вообще, дожив до старости, поглаживая неверной рукой вороненую сталь и высокопрочный пластик, умиляться воспоминаниями? Нет, скорее я руководствовался расплывчатой, но практического свойства мыслишкой: время на дворе неспокойное, вдруг чего, а тут «чистый» ствол – надежа и опора…

А дальше злой дух, кто эти мыслишки нашептывал и к авантюризму подзуживал, вел уже свою работенку по накатанной колее… Вот кто все детально, долгосрочно и без осечек спрогнозировал! А мне бы и одной осечки хватило для полного счастья, и дорого бы я за эту осечку дал! Но пистолет «глок» на нее, увы, не сподобился…

Дело же было так. На выходные я с подругой Татьяной поехал на дачу. Дача у меня папина, в советские времена построенная, участок десять соток, и выходит участок на край глубоко заболоченного леса. Еще с незапамятных времен поставил папа в пролет забора, выходящего на эти безлюдные хляби, толстенный щит из обитого жестью бруса. На щит крепились мишени, и я, малолетний стрелок, лупил по ним из духовушки, постигая азы стрелкового мастерства; потом, сообразно моему растущему возрастному цензу, папа доверил мне находившийся в его владении мелкокалиберный пистолет, и под родительским контролем я начал осваивать навыки пулевой стрельбы.

Затем я отслужил в армии, папа умер, пистолет куда-то задевался, а щит как стоял, так и остался стоять. Бумажный рулон поясных мишеней хоть и покрылся легкой плесенью, и пожух, валяясь без дела на шкафу в одной из комнат, но дошло до него: заставил меня развернуть его злой дух!

«Глок» я только что привез из Чечни, и на дачу его взял не без повода: спрятать в тайнике. Тайник оборудовал еще батя, там он держал мелкашку и два кавказских кинжала, оставшихся мне в наследство – хорошие клинки еще девятнадцатого века, – боевые, без украшательских изысков.

Тайник, в общем-то, прост: стены гаража секционные, двухслойные, заполненные пенопластом; одна секция со съемной панелью. За нее было предназначено кануть «глоку», но сначала «глок» должен был выстрелить!

Танька – баба заводная, с характером авантюрным, – рыжая и голубоглазая бестия, – отчего-то испытывала к оружию абсолютно неженскую страсть и вцепилась в этот «глок» мертвой хваткой, после чего заныла: мол, дай хоть разок стрельнуть, любимый…

Мне было жаль дорогих импортных патронов, но парочкой из них я решил пожертвовать, – как не уступить даме в предвкушении ее ответных услуг?