Сергей Семипядный - Согласна умереть

Однако всё изменилось после того, как в их квартире поселился двоюродный дед жены, обыкновенный с виду старик, способный убить взглядом негасимый огонь жизни в душе не сумевшего себя защитить. Ну и ладно. Разве ж обязательно видеть глаза всматривающегося в тебя человека? И пускай лёгкое давление прохладного ветерка сдувает пыль с наружной поверхности век, с благоразумной своевременностью чуть прикрытых. Пускай.

Однако холодное сияние стариковского взгляда мелькнуло в родных глазах жены, вдруг ставших чужими. Может, показалось? Да нет, кажется. Он напрягся и вспомнил, что она только что сказала. Да, всё так. И Готовцев сменил работу. Спустя двое суток, в течение которых старался ни о чём не думать. А когда возвращался домой со свежезаполненным и ловко заламинированным удостоверением, хотелось прыгать от радости или просто бежать вприпрыжку, так как предстоящая зарплата была почти вдвое больше прежней. До родного подъезда радости не хватило. Готовцев купил водки и напился. Впервые за последние несколько лет. Будучи впущен в коридор квартиры (он очень долго скрёбся в дверь и сильно устал), Готовцев не стал подниматься с четверенек, а вывалил из карманов всё содержимое и постарался отодвинуть от ключей, авторучки, записной книжки и прочего столь же неважного коричневые «корочки» с надписью «Охранное агентство».

– Что это? – спросила Ирина.

Готовцев недоумённо закинул голову навстречу нависшей над ним супруге и увидел, что она хочет пнуть его ногой – словно сквозь туман увидел (но расстояние-то близкое) – и сдерживается только потому, что никогда этого не делала прежде.

– Р-рбота нов-вая, – выдохнул Готовцев и почувствовал себя в безопасности. Он перестал удерживаться на передних ногах и прижался щекой к Земле, защитившейся от его неблагозвучного дыхания тремя слоями многоквартирного дома.

Среди ночи Готовцев проснулся и долго смотрел прямо перед собой, ожидая, что серый потолок цветным сном опустится вниз и спрячет его от вязкого мрака похмельного всеощущения вины. И вытащит его голову из болезненных тисков, колюче облапивших оба виска с заходом на теменную часть черепной болванки.

Выпить кофе, чтобы хотя бы чуть-чуть расширить кровеносные сосуды мозга. А сон всё равно уже не одолеет взбудораженный болью мозг. Готовцев поднялся и осторожно унёс разламывающуюся голову на кухню. Кофе и в самом деле помог. Вот только сон ушёл куда-то очень далеко. Наплевать. Он полежит до утра, а затем сделает зарядку и примет контрастный душ. И отправится охранять периметр производственного монстра, полуживого и попритихшего в постперестроечные годы, однако по-прежнему опасного. Сутки через двое. Может, и не засосёт и не высосет. Может, не высушит, как, например, бывшего друга Андрюху, музыканта и скульптора в прошлом, а ныне сталевара, способного производить внятные звуки лишь после смягчения внутренностей спиртосодержащим горячительным.

А то, что со временем и оружие выдадут… Ничего, он никого не убьёт и сам не застрелится. Надо быть сильным. Сутки его нет, затем отсыпной. Остаётся всего лишь тридцать шесть часов, шестнадцать из которых – ночное время, которым можно распоряжаться по своему усмотрению.

И теперь, спустя два месяца, Готовцев, окрепший и посвежевший, уже почти ничего не боялся. Слегка похудевший, он теперь по-новому чувствовал своё тело, обвитое ожившими мышцами, а в глазах появилось некое подобие наглой самоуверенности, которое, бросив невидимую тень на лицо, приметно разгладило его черты.

В почти пустом зале кинотеатра прикосновения каких-либо запахов выглядят случайными, многие звуки, скрип стульев в том числе, кажутся неестественными. И тот слой общественного подсознания, что когда-то ещё давно связал между собою значительность фильма и наполненность кинозалов, предвестием скуки смывает с тела всю энергию без остатка.

Однако Готовцев пришёл сюда не ради фильма. Только вот Анатолия Ивановича почему-то нет, хотя уже погас свет, и цветные говорящие тени задвигались на экране. Готовцев поозирался, ожидая, пока глаза свыкнутся с темнотой, однако полковника не обнаружил.

Ну что ж, подумал он, деньги уплачены – станем обыкновенным кинозрителем, а не шпионом или резидентом. В конце концов, они могли передумать, ведь вовлекать дилетантов в игры профессионалов – вещь опасная, рискованная и чреватая. И спустя некоторое время он почти совершенно сместился в плоскость фильма, в сковородочно неглубокое пространство искусственных персонажей.