Алексей Азаров - Дом без ключа. Кн.2

— Ты угадал. В Штутгарте организовывается новая контора — «Алеманише Арбейтскрайс». Канарис и Мюллер договорились, что она станет филиалом штаба и полностью нацелится на Женеву. Недавно там был Шелленберг.

— В Женеве?

— В Штутгарте. Ом виделся со Швартенбахом из швейцарской разведки и совещался с ним на вилле фон Стауница.

— О чем они говорили?

— Спроси что-нибудь полегче. Скорее всего новая комбинация Управления VI в отношении «Геомонд».

— Против «Геомонд»?

— Да. С этой группой надо кончать. Быстро и без следов.

Рейнике с треском припечатывает карандаш к полированной доске стола. Пальцем давит открошившийся грифель.

— Штутгартскую контору подчинили тебе.

— Надо благодарить?

— Не я решал, Юстус. Ты остаешься моим заместителем по штабу. Я сам, как тебе известно, раздваиваюсь между Берлином и Францией... Мне приказано спросить тебя: ты согласен?

Бергер, посасывая трубку, разглядывает кончик ботинка. Губа его брюзгливо выпячивается, в глазах — равнодушие.

— Если все решено, не будем обсуждать. Ты не хочешь пригласить Шустера? Он ждет.

— Со щитом?

— Рации опять исчезли,— невыразительно говорит Бергер и спичкой помешивает табак в трубке.— Где мой «кепстен»?

— Привез,— успокаивает Рейнике, склоняясь над телефоном.— Скажите Шустеру: пусть войдет.

Бергер встает и отходит к окну. Широкая спина его, обтянутая пиджаком, вздыблена буграми мышц. Он силен, как борец, и Рейнике видел однажды, как Бергер на пари двумя пальцами легко свернул штопором толстую мельхиоровую ложку.

Дверь отлично смазана и открывается беззвучно, впуская Шустера. Слушая рапорт, Рейнике невольно следит за каждым движением Бергера, медлительно ворочающего широкими плечами.

— Сводка при вас, капитан?

Почувствовав грозу, Шустер оправдывается:

— Мои операторы сделали все, что могли, бригадефюрер!

Где рации?—тихо спрашивает Рейнике.— Где рации, капитан?

— Я объясню,— вмешивается Бергер.

— Нет! Говорите вы, Шустер! Я жду!

— Передатчики сменили частоты.

— Я объясню,— настойчиво повторяет Бергер.— Бригадефюреру следует прочесть сводки за последние два дня. То, что рации не пеленгуются, только полдела.

— Это так,— подтверждает Шустер.— В последний раз их засекли тридцать шесть часов назад. Они выходили из районов Каре дю Норд, госпиталя Бедных Детей и Сен-Лазаре.

— Сколько в роте машин?

— Всего пятнадцать, но шесть ремонтируются.

— Я объясню,— в третий раз говорит Бергер.— Машины — это не так важно.

— Что же важно, черт возьми?

Рейнике машет рукой. Неожиданная вялость валится на него, придавливает, заставляет сесть.

— Побудьте в приемной, Шустер,— говорит Бергер и ждет, когда дверь захлопнется за капитаном.— Теперь понимаешь, Вилли?

— Далеко не все...

Некоторые факты наводят на мысль, что месье Легран в Париже.

Рейнике недоверчиво пожимает плечами.

— Три рации, расположенные а разных концах,— настаивает Бергер,— и каждая из них эстафетой передает десять цифрогрупп. Кольцо, в котором пеленгаторы мечутся, не зная, за кем гнаться... Это Легран, Вилли!

Рейнике поднимает голову.

— Все мы будем хороши, если это так. И я, и ты, и Гаузнер... В Берлине вынут из архива наши доклады и спросят: когда вы лгали? В марте, подписываясь под сообщением, что Легран бежал и сидит в Москве, или сейчас, утверждая, что он в Париже? Что ты ответишь?

Бергер прикусывает мундштук трубки и тяжело поводит плечами.

— Отвечу, что мы его возьмем. Ты не согласен, Вилли?

6. Август, 1943. Женева, рю Лозанн — Люцерн, Капельдаге, 5.

Грюн — один из очень немногих, с кем Ширвиндт встречается в Женеве. Он опытен и обставляет свидания сотней предосторожностей, ни одна из которых, впрочем, не является лишней. Грюн, Камбо, новый источник — Макс из Люцерна и еще — курьеры, обеспечивающие контакты с радистами; вот и вся группа. Система связей и «почтовых ящиков», отработанная Вальтером, пока не подводила, но это не означает, что ее следует сохранять навечно: любая шарада когда-нибудь разгадывается, если поломать голову. Оттягивая разгадку и отвлекая внимание БЮПО, Ширвиндт с помощью Грюна заваливает «Геомонд» письмами с самым невинным содержанием, посланными с разных концов Конфедерации. Некоторые из них не доходят до него, исчезают, осев, по всей видимости, в сумочке прилежной Элем. Ширвиндт ведет таким письмам учет и установил, что Элен выбирает те, где текст занимает мало места: очевидно, специалисты объяснили ей, какое значение имеют широкие поля при использовании тайнописи.