Кемель Токаев - Не жалея жизни

Сауле расценила это замечание, как нежелание дальше разговаривать, и сухо произнесла:

— Впрочем, нам пора обговорить программу вашего пребывания в Алма-Ате…

Но здесь в голосе мистера Джекоба появились также и сухость, и торжественность:

— Очаровательная мисс Сауле! Только моя любознательность, которую, к сожалению, ограничивает и сдерживает мое пошатнувшееся здоровье, заставила меня предпринять путешествие, путешествие в страну, столь отдаленную от Америки. Однако далекое странствование не прошло для меня бесследно: мои силы нуждаются в восстановлении. Полагаю необходимым на некоторое время отложить наше дальнейшее общение, пока вы свободны. Кроме того, я предпочитаю — по крайней мере вначале — самостоятельное знакомство с новым городом. Я могу обойти несколько близлежащих улиц, не рискуя попасть в затруднительное положение. Позвольте мне откланяться, позвольте мне также дать вам знать, когда мне понадобится ваша помощь…

Когда Сауле осталась одна, она слегка растерялась. Не часто ей приходилось попадать в такое положение, когда отказывались от ее помощи в познании Алма-Аты, Казахстана. Наоборот, в большинстве своем туристы отличались особой страстью к разговорам, досконально выпытывали разнообразные мелочи и были рады любой возможности расширить круг сведений о стране, куда занесла их беспокойная судьба.

Сауле раздумывала.

Время близилось к двенадцати часам, когда она решила рассказать о странном путешественнике управляющему «Интуристом».

— Жапар Сауранбаевич, не понравился мне этот самый господин Козел.

Жапар Сауранбаевич Тналин слушал ее, приглаживая волосы смуглой рукой, на которой замерцал циферблат часов «Командирские» с монументальной фигурой воина-освободителя, навечно опустившего меч и поднявшего спасенного ребенка.

— Не нравится, — с еле приметной лукавинкой переспросил он, — говоришь? А если разобраться?

— Да не в чем разбираться! — с отчаянием выпалила Сауле. — Отказался от гида, так я его сначала пожалела, — и неожиданно для себя Сауле продолжила: — Мне кажется, что он скрывает знание русского языка!

— Вот как! — только и сказал Жапар Сауранбаевич.

— Вы мне не верите, — смутилась Сауле, — но знания языка не скроешь, разумеется, если к тебе внимательно присматриваются. Например, я заметила, что господин Козел слышит не только то, что я ему говорю по-английски, но и то, что говорят по-русски окружающие… Это как-то так передалось, потому что он пристально меня разглядывал, а я решила разглядывать его. Потом: туристы, когда с ними разговариваешь по-английски, никогда не могут забыть, что с ними разговаривает гид, переводчик, и внутренне они напряжены, потому что считают, что для переводчика — это не родной язык. И насколько спокойнее те, кто владеет и русским языком: они убеждены, что если не поймут на английском или, скажем, на французском, всегда могут спросить по-русски… Так что же делать? — спросила Сауле. — Он необычен, этот странный путешественник. Может быть, снова предложить ему свою помощь, я не успела даже рассказать о программе, которую приготовила для него.

— А ведь твоего… — Тналин на мгновенье замолк, подыскивая слова, — …«подопечного», твоего нового знакомого нет в гостинице!

Сауле в изумлении поднялась с кресла.

— Представь себе! После того, как вы расстались в зале ресторана и ты раздумывала, что же тебе не понравилось в новом путешественнике, господин Козел мгновенно переоделся и незаметно выскользнул из гостиницы. Кстати, он прошел как раз мимо тебя, когда ты сидела на скамейке в сквере перед гостиницей, но ты его, разумеется, не узнала.

— Куда же он направился? Что он собирается делать в Алма-Ате?

— Это все станет известно. Придется подождать, пока мистер турист даст знать, что ему понадобилась твоя помощь…

Как ни была готова Сауле к любому поведению господина Джекоба Ко́зела, но то, чем занялся этот «любитель одиночества», выглядевший в гостинице подчеркнуто утомленным и обретший внезапную бодрость после того, как он переоделся в заранее заготовленную будничную одежду, благодаря чему неразличимо слился с толпой, оживленно кипевшей на центральных улицах города, — изумило бы ее чрезвычайно.

К концу шел апрель, настоящий месяц чистой весны, когда от позднего снега затяжной зимы не осталось и следа, но далеко до жаркого, знойно-стеклянного воздуха июня. То на одном, то на другом здании начинали празднично сиять лозунги. И никому, казалось, не было дела до рослого человека с твердой походкой, цепкими, настороженными глазами, все выискивавшими что-то, все высматривавшими. А человек этот с уверенностью старожила сновал по улицам, быстро переходя мостовую, стремясь оглядеть в попутном стекле витрины все пространство за собой, и удовлетворенно хмыкал, не замечая наблюдения.