Вячеслав Каликинский - Посол. Разорванный остров [publisher - 1С-Паблишинг]

Дочь Александра, герцогиня Эдинбургская, выслушав высказанные отцом слова удивления по этому поводу, вздохнула:

– Милый papa, англичане, насколько я успела понять, слишком любят свою королеву, чтобы, причинив зло её гостю, огорчить и обидеть её…

Александр, в свою очередь, тоже вздохнул:

– Из этого я делаю вывод, дочь моя, что мои подданные любят своего государя несравнимо меньше, чем чопорные британцы свою королеву. Да, Россией управлять не сложно, однако совершенно бесполезно! [29] Хрестоматийное высказывание Александра II, которое он часто любил повторять.

Программа визита была выполнена. Александр даже сумел, не привлекая к этому особого внимания, открыть в «Bank of England» некий счёт на солидную сумму. Это и было тайной дополнительной целью нынешнего визита – подстраховаться на случай острых политических ситуаций в России, частенько заставляющих его менять курс либеральных реформ на политику «закручивания гаек». К тому же по возвращению в Россию, император планировал подписать крайне непопулярный для него документ – указ об официальном своём признании детей, прижитых им от княгини Долгорукой, о даровании им титула светлейших князей Юрьевских. Александр в полной мере отдавал себе отчёт: случись что с ним – его возлюбленная и их дети буквально пойдут по миру. Этого он допустить не мог!

Отдав последние распоряжения насчёт завтрашнего отплытия и сердечно попрощавшись с дочерью, император вернулся в кабинет своей резиденции, где Горчаков, предельно уставший за последние месяцы, успел мирно задремать в своём кресле. При звуке шагов императора канцлер встрепенулся, открыл не по-старчески ясные голубовато-серые глаза, сделал попытку подняться. Александр удержал его за плечи, уселся напротив, ласково улыбнулся:

– Вижу, вижу, что ты изрядно устал, светлейший! Я тоже, признаться, устал. Погоди, мой старый друг! Вот вернёмся домой, закатимся в нашу Ливадию.

– Некогда отдыхать, государь! – тут же возразил Горчаков, недовольно дёргая шеей в высоком жёстком воротнике парадного мундира. – Да и вам, полагаю, раньше середины следующего месяца с Ливадией погодить следовало бы, ваше величество…

– Отчего же? – удивлённо замигал император. – Отчего мне-то годить, Александр Михайлович? Тебе по рангу положено без устали трудиться, пока ты неустанно, в поре лица всей российской дипломатией управляешь. А я, дорогой мой канцлер, нынче весной за всю Европу, кажется, потрудился!

– Совершенно верно, государь! Но кое-что и несделанным осталось. Изволите ли помнить, ваше величество, что я в Лондоне с графом Орловым, нарочно сюда приехавшим из Парижа, несколько приватных бесед имел? Так вот, дело касалось японского посланника, едущего в Россию и во Франции неожиданно зажившегося.

– Ах да, да! Теперь припоминаю – ты говорил мне о нём… Ещё в начале года, если не ошибаюсь?

– Совершенно верно, государь, в марте-с. Я имел честь докладывать вам, что японским микадо кандидатура посланника одобрена, с нашим протоколом согласована. А также то, что Чрезвычайный и Полномочный Посол Японии отправился в Россию морским путём. В апреле из Неаполя мне донесли, что японец наконец прибыл, однако неожиданно для всех поехал не в Россию, а во Францию.

– Ты ничего не говорил мне об этом, господин канцлер! – нахмурился Александр. – Что означает сей японский демарш?

– А вы вспомните, государь: планируя расписание ваших встреч на ближайшие месяцы, я докладывал вашему величеству, что конец апреля – начало мая сего года представляется мне неудобным для вашего визита и в Штутгарт, и в Лондон. Ожидая прибытия японского посланника господина Эномото в Петербург в это время, я имел в виду требования международного протокола о сроках приёма вашим величеством от него верительных грамот. Когда выяснилось, что сей господин направился в Париж, потребовалось доподлинно выяснить причины задержки его прибытия. Возникла некоторая неафишируемая дипломатическая пауза, во время которой требовалось определить: либо перенести процедуру аккредитации на более поздние сроки, либо направить японскому императору ноту о неприемлемости и оскорбительности задержки как таковой. Поэтому я и не докладывал вашему величеству о господине Эномото.

– И что же этот господин поделывает всё это время в Париже, ставшем с некоторых пор гнездовьем всего антирусского? Ставшим неиссякаемым источником пасквилей в адрес дома Романовых? В приюте врагов нашего престола?