Ян Стокласса - Стиг Ларссон - человек, который играл с огнем

Стокгольм, октябрь 2010 года

Найти Альфа Энерстрёма оказалось нетрудно. У него была страница с электронным адресом в интернете. Я послал письмо; через неделю некий Бо, компаньон или помощник Энерстрёма, ответил, и мы договорились о встрече с доктором.

Я стоял у дверей «Булочной Телина» на Кунгсхольмене. Около часу очень высокий старик направился прямо ко мне. Выглядел он потрепанным, в фиолетовом пиджаке и нескольких рубашках под ним.

– Вы Альф?

– Да, да, это я. Был самым младшим из девяти детей, поэтому родители выбрали короткое имя. Вот как получилось. Я Альф.

– Но сейчас вы точно не коротышка.

Вскоре к нам присоединился Бо, человек лет семидесяти, хорошо одетый. Мы зашли в булочную-кондитерскую, оба друга заказали по чашке кофе и хрустящему пирожному.

– Я изучил вашу страницу, Альф. Похоже, вы вели весьма интересную и насыщенную жизнь.

– Да, я был самым умным учеником в школе, единственным из семьи, кто получил потом высшее образование. Я стал авиационным инженером и офицером воздушного флота. Потом начал работать на «Сааб» в Линчёпинге, а когда надоело, поступил в медицинское училище. У меня было больше 150 000 пациентов.

Страх насчет того, как пойдет разговор, рассеялся. Альфу явно нравилось быть в центре внимания, и он охотно рассказывал о себе. Его слова, разумеется, следовало делить на два. Бо оказался человеком более молчаливым, он взял на себя роль того, кто помогает Альфу справляться с проблемами, которые у него то и дело возникали.

Беседа шла уже немало времени, когда мы добрались до интересовавших меня тем.

– Мы с Джио переехали в восхитительную квартиру, которая стала штабом нашей политической деятельности.

– Это та самая в доме 24 на Норр Мэларстранд, где произошло убийство фон Сюдова и остальных?

– Именно. Та самая. Подумать только!

– Видимо, вам это не казалось странным – поселиться в квартире, где зверски убили трех человек.

– Да это была чудесная квартира! И нас устраивала цена.

– Расскажите о ваших отношениях с Джио.

– Ах, Джио, Джио… Она была самой прекрасной женщиной в мире. И в Америке так считали, она ведь там побывала. Потом вернулась в Швецию, и мы оба посвятили жизнь политике. Я социал-демократ, и поначалу мы трудились ради Пальме, но, когда он захотел легализовать аборты без всяких ограничений, мы решили, что с нас хватит. Мы ездили по всей стране, общались с людьми. Мы стали убежденными оппозиционерами. На наши выступления приходили, чтобы посмотреть на Джио. Ей нравилось завораживать аудиторию. Самые обычные работяги готовы были слушать ее.

– Именно Пальме добивался легализации абортов?

– Да, он. Это было частью того, что я назвал пальмеизмом и что тогда начало бурно развиваться. Но тогда же он проиграл выборы 1976 года из-за нашей с Джио кампании против него. Если бы он продолжал придерживаться общих с нами воззрений, не потерял бы власть. Но доверять ему было нельзя. Пальмеизм означает, что в расчет принимается только мнение Пальме. Мы написали книгу о том, как нам удалось повлиять на исход выборов. Она называлась «Мы свергли правительство: падение Улофа Пальме».

У меня была при себе эта книга, с пометками на полях. Одни тексты в ней подписала Джио Петре, другие – Альф. Чем дальше я их читал, тем резче становился тон в отношении Пальме.

– В том, что написала Джио, говорится, что, познакомившись с Пальме, она поняла, что «увидела дьявола». Что вы с Джио имели в виду?

– Так это же очевидно, разве нет? Вы знаете про Грецию? Когда-то Греция была лучшей в мире страной, а теперь стала худшей. Если бы Пальме дали довести начатое им до конца, со Швецией случилось бы то же самое. Он просто разрушал страну, и кто-то должен был его остановить.

– Это же не подразумевает убийства?

Альф бросил на меня вопросительный взгляд прищуренных глаз, ставших холодными и жестокими.

– Дело давнее, и от всех лекарств, которыми меня накачивали, у меня в голове все перемешалось. Я не помню… Но Пальме был вреден для Швеции. Я абсолютно в этом уверен. Если бы он довел до конца, что начал, не осталось бы ни одной крупной шведской компании.

Альф уже подустал, и я понял, что больше в этот раз ничего от него не добьюсь. Итак, я познакомился с пресловутым Альфом Энерстрёмом и был и очарован, и напуган одновременно. Трудно было избавиться от мысли, что он достаточно чокнутый, чтобы оказаться вовлеченным в историю с убийством, и достаточно умный, чтобы выйти сухим из воды. И в самом деле, от подозрений в отношении Энерстрёма никогда не отказывались до конца. Напротив, раздел отчета Комиссии по пересмотру, касавшийся Альфа, заканчивался цитатой из доклада 1996 года о ходе расследования: «Если считать, что за этим убийством стоит заговор, многое может быть интересно из того, что связано с Альфом Э.».