Артур Таболов - Шпион

Токаеву Азу Заурбековну на основании ст. 58-1а УК РСФСР, в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 мая 1947 года «Об отмене смертной казни», подвергнуть лишению свободы в ИТЛ сроком на двадцать пять (25) лет, с поражением прав, предусмотренных пунктами «а», «б» и «в» ст. 31 УК РСФСР, сроком на пять лет и с конфискацией всего имущества.

— Прочитали? — спросил Браун, нарушая тяжелое молчание.

— Да, сэр.

— Вы всё поняли?

— Да, сэр. Моя работа закончена?

— Закончена, Джордж. Он отработанный материал.

— Значит, Токаева отпускаем?

— Отпускаем, — подтвердил Браун. — Но присматривать будем. На чём чаще всего проваливаются самые опытные шпионы?

— На связниках.

— За этим и последим.

— Поставить его телефон на прослушку?

— Да.

— Наружное наблюдение?

— Да.

— А если с ним никто не выйдет на связь?

Браун усмехнулся.

— Шпион, с которым никто не выходит на связь, это, Джордж, не шпион, а самый обыкновенный гражданин.

— Вы разрешите показать эти бумаги Токаеву?

— Конечно, почему нет? Ему будет интересно. Но они на английском. Он поймёт?

— Я ему помогу.

— Договорились. Подготовьте новые документы Токаеву: паспорт, вид на жительство и всё остальное. Подумайте, где ему работать и жить.

Браун вложил протокол заседания Военного трибунала и приговор в картонную папку и передал Хопкинсу.

— Я могу быть свободен, сэр?

— Да, Джордж. Спасибо за работу.

Дома Джордж Хопкинс ещё раз внимательно прочитал материалы Военного трибунала. Судьба подполковника Токаева и его жены была решена всего за час двадцать минут. И это произвело на молодого майора британской контрразведки неожиданно сильное впечатление. Он знал, что в Советском Союзе не устраивают, как в Великобритании, многомесячных судебных процессов над теми, кого считают государственными преступниками. Особые совещания, называемые тройками, отправляли в лагеря и приговаривали к расстрелу сотни тысяч граждан, заподозренных к нелояльности к советской власти, а иногда просто по доносу соседей или сослуживцев. Но одно дело знать, а совсем другое видеть, как это происходит на твоих глазах. Со времён Чехова и Достоевского Россия изменилась неузнаваемо. И это всего за несколько десятилетий, в масштабах истории ничтожный срок. Впервые майор Хопкинс осознал, какой чудовищной твёрдости монолит противостоит западному миру с его демократическими ценностями, которые были для него чем-то таким же естественным, как воздух, которым человек дышит. И его служба в контрразведке, раньше воспринимая им просто работой, которая ему по душе, приобрела новое качество — ту одержимость, без которой в науке невозможно достигнуть значимых результатов, а на государственной службе сделать серьёзную карьеру.

Через две недели Хопкинс приехал в усадьбу и постучал в комнату Токаева.

— К вам можно, Григорий?

— Входите, Джордж. Почему вы стучите? — удивился Токаев. — Обычно на допросы меня вызывает охранник.

Он поднялся из-за письменного стола с англо-русскими словарями и освободил для гостя стул.

— Допросов больше не будет, — объяснил Хопкинс.

— Вот как? Почему?

— Всё, что вы могли, вы уже рассказали. Или всё, что хотели рассказать. Посмотрите эти документы. Они на английском языке. Перевести?

— Попробую разобраться.

Токаев вернулся за стол и углубился в чтение. Иногда раскрывал словарь и искал незнакомое слово. Хопкинс терпеливо ждал, внимательно глядя на Токаева. По мере чтения резкие черты его лица становились как будто каменными. Закончив с приговором, он вернулся к протоколу заседания.

— Быстро управились.

— Да, всего за час двадцать минут, — подтвердил Хопкинс. — Вас это удивило?

— Нет. В Советском Союзе на меня потратили бы минут десять. Приговорили бы к высшей мере социальной защиты. Так называется расстрел. Я не знал, что издан указ об отмене смертной казни.

— Вы считаете, что двадцать пять лет лагерей намного лучше? Сейчас вам тридцать девять лет. Вы освободились бы в шестьдесят четыре года.

— Я не освободился бы никогда, — резко ответил Токаев. — Нет смысла думать о том, что лучше. Вы сказали, Джордж, что допросы закончены. Как теперь вы распорядитесь моей жизнью?

— С этого дня вы сами будете распоряжаться своей жизнью. И только от вас зависит, какой она будет. Я говорил о вас с руководителями Кранфильдского колледжа авиации, они согласились принять вас на должность научного сотрудника. Они занимаются тем же, чем вы занимались в московской академии Жуковского.