Артур Таболов - Шпион

— Почему советский подполковник вас об этом предупредил?

— Этого я не знаю. Могу предположить, что он не во всём одобрял политику своего правительства.

— Но для русских это совершенно необычно. Подполковника могли обвинить в государственной измене. Почему он на это пошёл?

— Не знаю, — повторил Танк. — Могу только гадать. Все люди разные. Они могут думать не так, как предписывает им государственная идеология. Мне показалось, что подполковник Токаев с пониманием относится к моей позиции неучастия в подготовке новой войны.

На этом содержательная часть разговора была завершена. Надеюсь, мистер Браун, посольство Великобритании в Аргентине выполнило Ваше поручение».

— Вы что-нибудь поняли, Джордж? — спросил Браун, когда майор Хопкинс дочитал донесение.

— Нет, сэр. Наш перебежчик полон тайн, как Бермудский треугольник.

— Сколько времени вы с ним работаете?

— С ноября прошлого года.

— И вопросов не убавляется, а прибавляется?

— Да, сэр.

— Как ведёт себя подполковник Токаев?

— Спокойно. Он человек с очень устойчивой психикой.

— Чем он занимается после допросов?

— Английским языком. Попросил дать ему преподавателя, обложился словарями.

— Есть успехи?

— Очень заметные.

— Я слежу за вашей работой, внимательно читаю все протоколы допросов, — помолчав, продолжал Браун. — Вы всё делаете правильно. И всё-таки ответа на самый главный вопрос мы не получили. Допустим, что Токаев ушёл за Запад по идейным соображениям. Если это так, то такому решению должна предшествовать кардинальная ломка характера, отказ от всех догм, внедренных в его сознание государственной пропагандой. Почему бы вам, Джордж, не попытаться поговорить с ним об этом без протокола? Как говорят русские, по душам. Возможно, что-то и прояснится.

— Я так и сделаю, сэр.

— Сегодня, Григорий, наш разговор не записывается, все микрофоны отключены. Мы просто поговорим. Согласны?

— Давайте, Джордж. Будем говорить по-английски?

— Нет, по-русски. Ваш английский ещё недостаточно хорош. А я хотел бы точно понимать то, что вы скажете. Вы говорили, что в коммунистическую партию вступили, когда вам было двадцать два года, и никогда не подвергали сомнению её идеи?

— Да, это так. Даже мысли об этом не возникало.

— Что заставило вас изменить своё мировоззрение?

— Непросто ответить. Это накапливалось постепенно, как соли тяжёлых металлов в костях. Первые сомнения появились во время раскулачивания. Я не понимал, почему у хороших хозяев, заработавших всё своими руками, отбирают имущество и высылают их, как преступников. Потом появилась статья Сталина о перегибах на местах, меня это как-то успокоило. Очень большим потрясением было начало войны. Как же это? Мы пели: «Броня крепка и танки наши быстры», а немцы уже под Москвой. Значит, что-то было не так, и все слова, что мы готовы к войне, ничего не стоили? Мы всё время говорили о дружбе народов, а целые народы Кавказа выселили в Казахстан. Загнали в теплушки и увезли, как скот. Чеченцев, ингушей, балкарцев. Семьями, со стариками, женщинами и детьми. Под тем предлогом, что они сотрудничали с немцами. Женщины и дети не могут ни с кем сотрудничать.

— Как вы узнали о депортации? Это сорок четвёртый год, вы давно уже жили в Москве.

— Узнал. Приезжали знакомые, рассказывали. Всем рот не заткнёшь.

— Но осетин, насколько я знаю, не тронули.

— Если беда у соседа, значит и в твоём доме беда. Так мы считаем.

— То, о чём вы говорите, знали в Советском Союзе все. Почему только вас это заставило переменить мировоззрение?

— Вы ошибаетесь, не только меня. Война многих заставила серьёзно задуматься. Знаете, какие письма наши солдаты писали домой в ответ на жалобы родных на трудную жизнь? «Потерпите ещё немного, мы скоро вернёмся и наведём порядок. Научим их Родину любить». И что? Вернулись и всё осталось по-прежнему. Каждый по отдельности понимает, что всё идёт не так, но срабатывает инстинкт самосохранения. Что я могу сделать, от меня ничего не зависит. Так думают, это общая беда России. Беда и вина. Профессор Танк сказал, что самое худшее качество немцев законопослушность. Она превращает народ в стадо, в рабов. Это же можно сказать о русских.

— Вы осетин, но считаете себя русским?

— Да, я русский. По складу мышления, по образу жизни, по рабской психологии, она сидит в моих генах.

— Сидит не очень-то крепко. Человек с рабской психологией не способен на такой поступок, который вы совершили. Я имею в виду ваш уход на Запад.