Баутен смерил Коплана проницательным взглядом:
— На каком основании я должен вам верить? Может быть, Кельберг содержится во французской тюрьме?
— Вы можете думать что угодно. Я оставлю свои аргументы для Бюльке и... свои предложения.
Тукамото слушал этот диалог с повышенным вниманием. Его лицо выражало одновременно гнев и настороженность. Обращаясь к Баутену, он сказал несколько фраз по-японски. Выслушав его, немец сухо спросил Коплана:
— Кто вы на самом деле, мистер Шарвиль? Франсис ответил, не колеблясь ни секунды:
— Я — агент французских секретных служб.
— Вы — смелый человек, — заметил немец, — может быть, даже слишком смелый...
— Это моя профессия.
— Какие предложения вы собираетесь сделать Бюльке?
— Он сообщит вам об этом сам, если сочтет нужным.
— Вы лично знали Кельберга?
— Это второстепенная деталь, — небрежно сказал Коплан. — Я все объясню Бюльке. Мне интересно знать, намерены ли вы свести меня с ним.
— А чем, на ваш взгляд, занимается Бюльке?
— Нам известно из надежных источников, что он руководит разведывательной организацией, работающей на Японию. Однако нас это нисколько не смущает. Мы хотим только заполнить пробел в наших собственных службах, образовавшийся вследствие исчезновения Кельберга, который был для нас ценным осведомителем, в некотором смысле незаменимым.
— Бели я вас правильно понял, вы хотите предложить Бюльке дружбу и сотрудничество?
— Именно так.
Сумерки сгущались, и дом постепенно погружался в темноту.
Тукамото изрек что-то по-японски, вышел из комнаты и минуту спустя вернулся с керосиновой лампой, которую повесил на крюк, укрепленный в деревянном потолке. Желтоватое пламя осветило действующих лиц этой сцены.
Гельмут Баутен размышлял.
Закурив сигарету, он сказал с иронией:
— Видите ли, мистер Шарвиль, чтобы играть в покер, недостаточно ловкости и самообладания. Нужно также минимум везения.
Сделав небольшую паузу, он продолжал:
— К сожалению, это не ваш случай.
— Неважно, — возразил Коплан, — я не играю в покер.
— Я убежден в обратном. Как вы вышли на меня?
— Мои шефы в Париже приказали мне отыскать вас, заверив, что вы не откажетесь свести меня с Бюльке, ибо речь идет о сотрудничестве.
Тукамото снова обратился к Баутену по-японски. Немец кивнул японцу и, повернувшись к Франсису, сказал:
— Есть одна маленькая деталь, мистер Шарвиль, которую упустили ваши шефы и вы сами. Эта деталь оказалась фатальной для вас... Ганс Бюльке мертв!
— Это неправда.
— Ганс Бюльке умер в ноябре прошлого года, то есть год назад. Он умер в одной рангунской клинике от инфекционного воспаления печени. Он был стар и порядком изношен... Меня удивляет, что Кельберг не сообщил вам о его кончине.
— Он знал об этом?
— Разумеется.
— В таком случае он просто забыл об этом сообщить.
— Нет, это лишь доказывает, что вы не знаете Кельберга. Этот человек никогда ничего не забывает.
— Допустим, — уступил Коплан.
— Где Людвиг Кельберг?
— Я уже сказал, что он умер.
Атмосфера заметно накалялась. Отдавая себе в этом отчет, Коплан спросил:
— Кто руководит теперь организацией Бюльке? Я готов вступить в переговоры с его преемником.
— Он перед вами, мистер Шарвиль. Но ваши предложения мне не интересны... После смерти шефа я принял решение распустить организацию, больше я не занимаюсь этим родом деятельности.
Тукамото прошипел на своем языке несколько отрывистых, нетерпеливых фраз, после чего вышел, хлопнув дверью.
Гельмут Баутен спросил:
— Как вы намереваетесь передать остальные документы из архива Кельберга?
— Если то, что вы говорите, правда, то эти документы отныне не представляют для вас ценности. Они будут храниться на всякий случай в наших архивах... Однако если вы решите, что...
В этот момент в дверях появились трое японцев в серых костюмах и с решительным видом бросились на Франсиса.
Их появление не застигло Коплана врасплох. Первый подошедший к нему японец получил сильный удар в челюсть, отправивший его в угол комнаты, второй был уложен сильным ударом ногой в низ живота. Третий оказался более изобретателен: он бросился на противника, как игрок в регби, схватив Франсиса за ноги. Втянув голову в плечи, он обеими руками зажал в тиски голень Коплана и страшным ударом головой, более крепкой, чем стальной шар, опрокинул его. Схватка продолжалась на деревянном полу, отчаянная и беспорядочная.
Читать дальше