У Брондстеда покраснели скулы, в глазах мелькнули искры.
— Вы лжете, — заявил он. — Вы пытаетесь оправдаться, обвиняя меня в невероятных преступлениях. Я всегда слишком уважал человеческую жизнь, чтобы прибегать к насилию.
— А я никогда не колеблюсь использовать его по той же причине, — парировал Коплан. — Один человек значит мало перед безопасностью одного или многих, и вы, должно быть, рассуждали так же, как и я, когда велели убить Энгельбректа.
Исландец вздрогнул:
— Я ничего не знал о смерти этого человека.
— Однако вы приказали Гертруд Карлсон больше не поддерживать с ним связь. На следующий день он получил две пули.
Внезапные переживания, масштаб его поражения, а также весть, что один из его агентов был убит, раздавили бизнесмена. Опустив голову, он старался побороть минутную слабость.
Наконец он поднял голову.
— Я поступил с Энгельбректом, как и со многими другими, — глухо заявил он. — Я обрываю контакт с информаторами, как только они сообщат мне необходимые сведения. Зачем я буду без нужды компрометировать их?
Коплан задумался.
Брондстед не отрицал, что отдал приказ прекратить контакты с Фредриком Энгельбректом. Он не ставил под сомнение ценность его информации. А причина, приведенная им, была очень достойна. Что ж тогда? Кто приказал стрелять в Энгельбректа и Скоглунда?
— Мне кое-что непонятно в организации вашего шпионажа, — внезапно признал Коплан. — С одной стороны, вы утверждаете, что расстаетесь со своими помощниками, как только они передают вам сведения, которые вы хотели получить. Стало быть, вы не ведете постоянного наблюдения за работами атомных центров?
— Нет.
— А с другой стороны, я знаю, что вы требуете топографические сведения о станциях и вспомогательных сооружениях. Что это может сказать о вреде отрасли?
Брондстед посмотрел на него, как будто хотел проникнуть в душу своего похитителя.
— Это нетрудно понять, — сказал он более уверенным голосом. — Вред атомной станции пропорционален мощности ее реактора, следовательно — количеству отработанного урана, который периодически извлекают из него для получения плутония. Кроме того, объем газообразных, жидких и твердых отходов, выбрасываемых в окружающую среду, зависит от этих количеств. Эти неиспользованные продукты распада и составляют опасность. Количество их постоянно возрастает и ежегодно достигает в одной только Англии более двухсот тонн! Главное, что я хочу знать — местонахождение атомных отходов, где и как они хранятся.
В каюте царила тишина, нарушаемая только урчанием мотора и воем ветра.
— У вас есть корреспондент в Хинкли Поэнте, в Англии? — спросил Коплан с непринужденным видом.
— Уже нет, — ответил Брондстед с легкой иронией.
— Кто те люди, на которых вы только что намекали и которые возьмут на себя предупреждение мирового общественного мнения?
Исландец поднялся.
— Этого вы никогда не узнаете. Если вы собираетесь заставить меня заговорить под пыткой, начинайте.
На его напряженном лице читалась фанатическая решимость, и можно было догадаться, что ни пытки, ни угрозы смерти не сломят его.
— Вы ведь совершенно не ожидали, что вас похитят или убьют? — вновь заговорил Франсис; его на первый взгляд несвязные вопросы преследовали конкретную цель.
Брондстед расслабился.
— Я всегда имел в виду такую возможность, — признал он, — но не предполагал, что она так близка.
— У вас нет телохранителей?
— Нет. Я взял на себя миссию и несу полную ответственность за нее. Мне никогда не приходило в голову нанимать головорезов, чтобы защищать свою жизнь.
Коплан язвительно взглянул на него:
— А те двое, кого вы отправили встретить меня у фьорда Арканес, были мальчиками из хора...
Лицо Брондстеда выразило полное удивление.
— Я? — растерялся он. — Да если бы я подозревал, что вы меня похитите, я бы вскочил в первый же вылетающий самолет и вы бы никогда меня не нашли, гарантирую!
Его голос дрожал от искренности. Однако Коплана убедило не это.
— Вы никогда не думали, что можете оказаться простофилей? — спросил он, уперев руки в бока.
Голова Брондстеда дернулась, как будто он получил пощечину, и на скулах выступил румянец.
— Что означает это...
Коплан перебил его.
— Почему вы так уверены, что ваши сведения используются так, как вы бы хотели?
Брондстед приоткрыл рот, облизал губы, потом пролепетал:
— Высокая мораль и совесть...
Читать дальше