Александр Щелоков - Стреляющие камни

— Где советник Шахзур? — спросил Роджерс Амануллу, постоянно державшегося возле него. Он старался разобраться в обстановке и прикинуть, что делать дальше.

— Советник остался внизу, — сообщил новость переводчик. — На гору он не поднимался. Он никогда не принимает участия в схватках.

— Ах, сволочи! — воскликнул Роджерс, не скрывая растерянности. — Отходим!

Осветительные ракеты теперь не гасли над горой ни на мгновение.

Пробегая мимо места, где рядом с телом русского солдата лежал труп Шаха, Роджерс еще раз крепко выругался. Хотел всадить пулю в мертвого амера, поставившего под удар всю операцию, но сдержался. Для того чтобы спастись, нельзя было терять ни секунды.

Роджерс добежал до края обрыва, быстро лег на живот, ухватился руками за край, чтобы мягко соскользнуть на карниз. В метре от него оранжевым светом полыхнул взрыв гранаты. Аманулла, не успевший лечь, взмахнул руками и, теряя равновесие, как большое бревно, рухнул на землю — даже не согнувшись. Металл полоснул Роджерса по рукам. Пальцы соскользнули с камня, за который они цеплялись, и грузное тело сорвалось со скалы.

Распахнув руки, как крылья, Роджерс полетел в пропасть. В ночь, простроченную автоматами, ворвался долгий, полный ужаса крик…

Утром к Маману прибыл специальный взвод афганцев под командованием майора Имамуддина. На его долю выпало подсчитать потери нападавших и распорядиться бренными останками, которые еще недавно были моджахедами.

Один из снарядов, пущенных артиллеристами, попал в балочку. Зрелище, которое открылось Имамуддину, было не для слабонервных.

— Сколько их там легло? — спросил Курков у афганца.

Кадыржон перевел вопрос, но оказалось, что майор довольно сносно говорит по-русски.

— Двадцать два, — ответил он, — и…

Имамуддин не мог вспомнить нужного русского слова и сказал на дари:

— Дигор ним… Пять…

Он для понятности чиркнул указательным пальцем правой руки по указательному левой.

— Есть пять половин, — перевел Кадыржон и страдальчески сморщился.

— Как это? — не сразу понял Курков.

Имамуддин пожал плечами, удивляясь непонятливости русского офицера. Война часто делит тела целых людей на дробные части. Это же так ясно. Все же пояснил:

— Двадцать два совсем целый. И еще к ним — только пять полчеловека.

До Куркова дошел ужасный смысл сказанного. Он проглотил липкую слюну и сквозь зубы выругался:

— Идиттвою в наше ремесло!

— Что? — переспросил Кадыржон. — Я не понял.

— Ладно, проехали, — ответил Курков. — Это личное. Никого не касается.

К майору подошел солидный черноусый унтер-офицер. Вскинул руку к фуражке, выворачивая ладонь вперед, и что-то доложил.

— Что он? — спросил Курков,

— Докладывает, что на Мамане легло девятнадцать человек. Шестнадцать — моджахеды, три — не их люди.

— Час от часу не легче. — Курков тяжело вздохнул. — Как понять «не их люди»?

— Европейн, — пояснил Имамуддин.

— Есть документы?

Майор протянул Куркову три пластиковые карточки, переданные ему унтер-офицером. — Один Муххамад Али, другой — Рахим, еще один — Муса Сурхаби. Все — европейцы.

— Как вы узнали?

— Это просто, — улыбнулся Имамуддин. — Мои люди проверили. — Майор опять не нашел русского слова. Щелкнул в досаде пальцами. — Хатна-йе сури… нет…

— Они не обрезанные, — подсказал Кадыржон.

— Да, — согласился Имамуддин. — Не обрезаны.

— Ну, друзья, — развел руками Курков. — Вы даете! Кто догадался смотреть такое?

— Надо, — сказал Имамуддин обреченно. — Все смотрим, если вопрос. Война…

Вместе они подошли к обрыву, где разыгралась ночная схватка. На каждом шагу виднелись следы трудного боя.

У самого кола колючей изгороди на спине лежал густобородый моджахед. Пуля попала ему в горло. Маленькая черная отметина впечаталась в шею чуть выше кадыка.

Имамуддин вгляделся и покачал головой:

— Это Аманулла. Пакистанский шакал в стае наших гиен. Назидайтесь, обладающие зрением.

У места, где располагался пост, камни потемнели от запекшейся крови. Тело Эдика Водовозова уже унесли. Другое — вражеское — еще лежало на месте. Очередь ударила моджахеда в поясницу, почти перерезав его.

— Знаете, кто это? — спросил Имамуддин, повернувшись к Куркову.

— Знаю, — ответил капитан. — Мансур… Мансур Бехрам…

— Нет, уважаемый. Это Шах. Бехрам-шах.

— Не может быть!

Имамуддин вскинул руки к небу и поднял глаза.

— О великий аллах! Вразуми заблудшего! Он до сих пор волка считает щенком.