«… Сейчас для нашей контрразведки самое главное — не превратиться в посмешище для ЦРУ». Сэр Генри Спрингбэк (Из речи на заседании Объединенного совета контрразведки по случаю вступления в должность первого начальника британской службы внутренней безопасности. 1964 г.)
Хаббард–Джонс спрыгнул с автобуса и нырнул в ближайший подъезд. Он украдкой огляделся по сторонам, посмотрел вперед, назад. Через минуту огляделся снова, на сей раз внимательно и не торопясь. Вдруг следом за ним подкатят какие–нибудь широколицые славяне в черной машине с дипломатическим номером или подъедет в такси элегантная черноволосая красотка, иностранная контрразведчица… Но ничего похожего он не увидел.
Значит, все в порядке: слежки за ним нет. Снова разочарование — никакого интереса к его персоне с их стороны. Он пожал плечами и двинулся через дорогу.
На противоположном тротуаре он остановился полюбоваться собой у витрины табачной лавки и остался много доволен тем, что увидел. Приподнятое настроение, в котором он покинул заседание Объединенного совета контрразведки, вернулось к нему.
— Хаббард–Джонс, — обратился он к своему отражению в стекле. — Хаббард–Джонс, приятель, ты, верно, что–то затеял.
— Доброе утро, сэр.
В стекле рядом с ним возникла высокая тощая фигура. Хаббард–Джонс пришел в неописуемую ярость, и хорошее настроение мигом улетучилось. Однако он даже не повернул головы и лишь процедил, как чревовещатель, сквозь зубы:
— За каким чертом вас сюда принесло, Джонсон?!
— Я иду обедать, сэр. У меня сейчас перерыв…
— Сколько раз я вам говорил, — накинулся на провинившегося Хаббард–Джонс, позабыв о конспирации. — Сколько раз! И вам, и всем остальным: встретили меня на улице — сделайте вид, будто не знаете. А если я, черт побери, веду слежку за опасным агентом? И вообще! Вы нас провалите, Джонсон! — вопил он. — Нас всех поубивают из–за вас…
Тут он смолк, заметив, что вокруг в ожидании драки собралась небольшая толпа.
Окинув зевак гневным взглядом, Хаббард–Джонс круто повернулся и зашагал прочь.
Он пересек еще одну улицу и оказался в узком переулке под названием Пикок–Лейн. Там, между конторой строительного подрядчика и довольно сомнительным заведением, где перекрашивали автомобили, помещался его отдел. Хаббард–Джонса трясло от негодования.
— Я из этого Джонсона кишки выпущу! — гремел он на весь переулок, пиная ржавые мусорные контейнеры у входа в дом под вывеской «Акционерное общество Футлус. Производство документальных, видовых и короткометражных фильмов». — И вообще, мне положена шикарная контора на Майфер, а не такая дыра, — добавил он поспокойнее, прыгая на одной ноге и потирая другую: он больно ушиб ее о зловредный контейнер.
У Хаббард–Джонса настроение всегда менялось неожиданно и резко, в этом он походил на английскую погоду. Сейчас его терзала обида на несправедливость.
Войдя в контору, Хаббард–Джонс остановился у стеклянной двери с надписью «Постановочная часть» и злобно воззрился на пятерых сотрудников, которые лениво перебирали за столами бумажки.
— Забываете о конспирации! Распустились! — завопил на них Хаббард–Джонс. Сотрудники подняли на него равнодушные глаза. Такие вспышки были им не в новинку, и они уже не принимали их всерьез. Хаббард–Джонс повернулся на каблуках и, громко топая, стал подниматься по лестнице. На полпути он остановился, подумал и дальше двинулся на цыпочках. На верхней площадке он неслышно подкрался к двери с табличкой «Посторонним вход воспрещен» и постоял минуту, прислушиваясь.
— В–девять, — услышал он. — В–девять. А–пять. А–семь… Звучит неплохо, серьезная шифровальная работа, как и полагается на секретной службе.
Хаббард–Джонс самодовольно усмехнулся.
За дверью в неприбранной комнате царил покой. Придурковатый шотландец Джок Мак–Ниш, положив ноги на стол, разглядывал картинки в порнографическом журнале и самозабвенно жевал резинку. Молодой человек и девушка играли в морской бой.
—… и А–восемь, там, наверно, что–то есть.
— Ничего, — объявила девушка. — У меня Г–три, ваш крейсер пошел ко дну, мистер Бейтс…
Дверь распахнулась, и на пороге возник жирный, пучеглазый Хаббард–Джонс. Сотрудники на миг оцепенели, потом с виноватыми лицами кинулись к своим бумагам. Хаббард–Джонс не произнес ни слова. Он лишь окинул всех скорбным взглядом и в горестном молчании проследовал в свой кабинет, или, как он его называл, «святилище».
Читать дальше