Чарльз Вильямсон - Любовь и шпионаж

– Очень хорошо! – отрезала она. – Ты сама позвала меня, я к тебе не напрашивалась!

Она круто повернулась и вышла без единого слова, захлопнув за собой дверь.

Я подумала, что могла бы заставить ее отдать мне эту таинственную парчовую сумочку, предложив взамен большую сумму денег: Лиза – странное существо, за деньги она готова сделать многое. Но мне не хотелось торговаться с ней. Гнев и негодование против ее безжалостных слов, которые, очевидно, доставляли ей удовольствие, несколько уменьшили силу моего отчаяния, хотя она отняла у меня последнюю надежду. Да, действительно, мой план был бесполезен, хуже чем бесполезен. Он мог нанести только вред.

И когда я находилась в состоянии полной безнадежности, в моей голове созрел новый план, который и овладел всеми моими мыслями.

Я обязана не поддаваться панике, а во что бы то ни стало попытаться увидеть Ивора и выяснить, чем можно помочь ему. Он должен узнать, что я не против него, а за него, что не верю в его вину и согласна пойти на любой риск, лишь бы облегчить его участь.

Я чувствовала, что нужна ему, мне казалось, что я слышу его безмолвный призыв. В эту трудную минуту мне нужно быть рядом с ним!

«Может быть, эта мысль безумна, – сказала я себе. – Скорей всего, мне не разрешат увидеться с ним в тюрьме. Но если есть хотя бы малейший шанс, я должна использовать его!»

Я совсем не знала французских законов, полицейских порядков и правил, но знала, что французы – галантный народ. Я думала, что если девушка обратится в соответствующее учреждение и попросит короткого свидания с заключенным, пусть даже не с глазу на глаз, – есть надежда, что ее просьба будет уважена. Власти могут догадаться (и я постараюсь дать им понять!), что мы с Ивором не просто знакомы, а помолвлены, и девушка просит свидания не с другом, а с женихом. Неужели это не смягчит и не растрогает черствые сердца чиновников?

Едва ли я знала, с чего мне следует начинать. Но было уже поздно, и я решила отложить все на завтра, чтобы получше обдумать дело и с утра посвятить себя хлопотам.

Уже в постели я вспомнила, что британский посол – старый друг дяди Эрика и тети Лилиан. Правда, дядя Эрик уже побывал в посольстве, но не с целью просить о свидании (об этом он совсем не думал), а с просьбой похлопотать за Ивора и дать свое поручительство относительно его благонадежности и незапятнанной репутации.

Во всяком случае, посол уже понял, что семья Маунтстюартов проявляет глубокий интерес к судьбе Ивора Дандеса, и не будет слишком-то удивлен моим визитом. Месяц назад, посетив в Лондоне дядю Эрика, он слышал рассказ о наших с Лизой проказах и шальных проделках, очень смеялся и сказал, что от американских девушек можно ожидать всего!

…Итак, утром я поручила портье вызвать для меня мотор и сказала шоферу, чтобы он побыстрее отвез меня в британское посольство.

Там я попросила швейцара доложить обо мне, и не прошло пяти минут, как посол принял меня в своем шикарно обставленном кабинете. Я не стала долго объяснять ему суть дела, а сразу перешла к цели моего визита, сказав, что мне нужно – безотлагательно нужно! – повидать Ивора Дандеса. Не может ли господин посол, используя свое влияние, помочь мне?

– Но должен ли я помогать вам, дорогая Диана, в таком деле? – осторожно спросил он. – Одобрят ли лорд и леди Муантстюарт ваш поступок?

– Да! – сказала я твердо. – Они одобрят. Это совершенно необходимо!

– Верю вам на слово, – отвечал он задушевным тоном (возможно, он о чем-то догадался), – и сделаю, что могу.

То, что он мог сделать (и сделал) – это написать личное письмо шефу парижской полиции, в котором просил оказать любезность мисс Форрест, молодой американской леди, родственнице британского министра иностранных дел, разрешить ей пятиминутное свидание с англичанином, обвиняемым в убийстве, – мистером Ивором Дандесом.

Чтобы сэкономить время, я сама взялась передать это письмо шефу полиции. Я была в таком возбужденном состоянии, что ни минуты не могла сидеть сложа руки; теперь от меня зависело поскорей добиться разговора с Ивором.

Шеф полиции оказался очень вежливым, учтивым человеком. От него я тут же получила письменное распоряжение начальнику следственной тюрьмы, в которой содержался Ивор; оно обеспечивало мне, как «американской журналистке» пятиминутное «интервью» с заключенным. Но, к сожалению, я должна была отказаться от надежды переговорить с моим другом наедине: тюремный страж, знающий английский язык, должен был присутствовать при нашей беседе…