Анджей Збых - Кузина Эдит

– Ну и что скажешь теперь? – самодовольно прищурив глаза, спросил Бруннер, отгоняя рукой голубоватый дым.

– Что ж, услуга за услугу, – усмехнулся Клос. – Только что ты меня предостерегал, теперь я вынужден предостеречь тебя. Представь себе, что идёт Бруннер по дороге и видит что-то похожее на яйцо, такое беленькое, кругленькое. Берет его, а оно вдруг взрывается и отрывает ему руку. Это, как ты понимаешь, Бруннер, граната!.. Помни, я предостерег тебя, дружище. Лучше не дотрагивайся, а то можешь сильно пострадать. Надеюсь, ты понял меня.

– Но я не могу оставить без внимания признание этого партизана, – проговорил Бруннер.

– Можешь продиктовать ему другое признание, такое же «достоверное», как и это. Думаю, что этот тип долго не проживет.

– Я надеялся, Ганс, что ты будешь на моей стороне, но, как вижу, ошибся. Хочешь выступить против меня?

– Меня не интересует антипатия, которую некоторые питают к блондинкам. Но предупреждаю, не делай легкомысленного шага. Помни о яйце, которое может взорваться в руках. Вот и все, дружище Бруннер. Позволь взять еще одну сигару на дорогу. Они действительно превосходны и не каждому немецкому офицеру по карману. – Клос решил добить Бруннера. Напоминание о сигарах должно звучать для гестаповца так: подобные сигары во время войны доходят в цене до астрономических размеров, и нужно быть очень богатым человеком, чтобы позволить себе курить их. Именно это хотел сказать Клос. Штурмбаннфюрер Бруннер должен понять, что эти слова касаются его.

В квартире Клос застал Курта за стиркой занавесок, которые с тех пор, как Клос поселился здесь, никто никогда не стирал, но ни он, ни Курт не видели в этом особой необходимости.

– Фрейлейн поручила, – ответил Курт на вопросительный взгляд своего командира.

Ординарец отдал Клосу записку, оставленную Эдит. Она сообщала, что будет на дежурстве до полуночи и надеется, что Клос навестит ее. Он хотел пойти к ней сразу же после обеда, принесенного Куртом из казино, но внезапно был вызван в штаб, где почти до десяти часов вечера пришлось просидеть над картой – необходимо было нанести доставленные недавно авиаразведкой данные о концентрации русских войск на Висле.

И уже в пути, переходя через железнодорожную насыпь, задумавшись и чуть не попав под маневровый паровоз, капитан увидел, что оказался на том участке железной дороги, где намечалось провести партизанскую диверсию. Он посмотрел в ту сторону, боясь увидеть что-нибудь непредвиденное, грозившее сорвать операцию, но все говорило о том, что немцы ни о чем не догадываются. Охранник спокойно прохаживался у шлагбаума возле переезда, где пролегали рельсы двух железнодорожных линий, ведущих в сторону фронта.

Громыхание маневрового паровоза заглушило шаги Клоса, когда он входил в помещение телефонной станции, где за переговорными пультами хлопотали телефонистки. Он подошел к Эдит и ласково провел рукой по ее лицу.

– Ганс! – произнесла она радостно. – Какой ты холодный! Я рада, что ты пришел. Я так волновалась…

– Надеюсь, теперь ты успокоилась, Эдит…

Беспрерывно звонили телефоны. У Эдит не было ни одной свободной минуты. Не снимая наушников, она пододвинула ему блокнот и карандаш:

– Чтобы тебе не было скучно, будешь моим секретарем. Клос открыл блокнот и увидел фотографию, хотел взять, но Эдит не позволила.

– Не узнаешь? Ведь это твоя фотография. Ты подарил мне ее на память в тридцать восьмом году.

Клос внимательно присматривался к этому незнакомому лицу. Он в эти годы выглядел, кажется, совсем иначе.

– Каким я был тогда мальчишкой! – произнес Клос, посмотрев на Эдит. – Совсем неоперившийся птенец.

Монотонно тикающие часы, висевшие на стене, показывали десять двадцать четыре. Осталось еще полчаса. Задумавшись, Клос не заметил, что кто-то открыл дверь. Послышался голос Бруннера:

– Не ожидал, что встречу тебя здесь, Ганс!

Клос не торопясь повернулся в сторону Бруннера:

– Не послушал моего совета, не сделал выводов из сказки о яйце, которое оказалось гранатой.

– Довольно шуток! – резко произнес Бруннер. – Эдит Ляуш, вы арестованы!

И только сейчас Клос заметил, что Бруннер не один. Двое эсэсовцев в касках, надвинутых на глаза, стояли в дверях.

Эдит какое-то время не могла прийти в себя.

– Господин Бруннер, вы что, с ума сошли? – произнесла она наконец.

– Спокойно, Эдит, – вмешался Клос. – Пожалуйста, занимайся своей работой. А ты, Герман, выпроводи этих людей в коридор. Когда понадобятся, позовешь их. Если ты этого не сделаешь, я вынужден буду все высказать при них. Предупреждаю, что это для тебя кончится плохо.