Борис Громов - Лубянская ласточка

Натали охватил восторг. С этого момента она стала рьяной почитательницей джаза. Особенно ей нравился джазовый вокал, который она с наслаждением слушала на квартире у Мими. Мишель обладал большой коллекцией американских пластинок, и Натали просто растворялась в завораживающем исполнительском искусстве Фрэнка Синатры, Дина Мартина, Эллы Фитцджеральд и Дорис Дей. Этим вокалистам американской популярной и джазовой музыки она поклонялась всю жизнь.

А Мишель Готье стал для нее прообразом «настоящего француза», которого она непременно однажды встретит. В этом она ни секунды не сомневалась.

История с Феликсом, которому «гуру» Храпов передал ее просто так, на одну ночь, что-то изменила в ней. Ей показалось естественным использовать максимальное количество мужчин чуть ли не одновременно, взамен приобретая презрение к большинству представителей сильного пола. «Одноразовые Феликсы», некие подобия неповторимого Храпова, интересовали ее меньше всего. Поэтому она после ничего не значащих легких, иногда полезных связей всегда возвращалась к нему.

– Сегодня ты увидишь один из самых красивых московских домов и, вероятно, самую богатую квартиру, – неожиданно заявил Храпов после очередного возвращения «блудной дщери», как он однажды окрестил ее.

– Зачем? – спросила Натали – Что нам там делать?

– Я как-то рассказывал тебе о коллекционере Эдике Бутмане.

– Рассказ незабываем, но я не хотела бы нарушать возникшее ощущение после твоих ласок, милый. – Она нежно провела горячей ладонью по груди, животу Виктора, опускаясь все ниже…

– Тем не менее, мне кажется, тебе будет более чем интересно побывать в этой квартире и познакомиться с ее хозяином, – загадочно ответил Храпов.

– А тебя не пугает его всепоглощающая любовь к прекрасному? – с кокетством спросила Натали. От Виктора она знала, какой страстный ценитель женских прелестей его друг Эдик.

– Девочка моя, любить прекрасное и уметь оценить его по достоинству – это же высшая добродетель.

– Ах да, ты же у нас сексуал-демократ, – с иронией произнесла Натали.

Храпова ничуть не смущала перспектива делить любовницу с кем-то еще, тем более с человеком своего круга. Воистину щедрой душой обладал Виктор! Все стало на свои места. Настроение Натали заметно улучшилось. Она действительно много слышала об этом коллекционере. Даже звучание фамилии «Бутман» показалось загадочно интригующим.

– А где он работает? – спросила она Храпова, вальяжно сидевшего за рулем «Волги».

– Да нигде, – рассмеялся он. – Числится искусствоведом в каком-то никому не известном музее. Но Эдик очень богатый человек.

– Богаче тебя? – удивилась Натали.

– Я – другой, – неожиданно строго ответил Храпов. – Деньги пришли – деньги ушли. Ты меня знаешь. А Бутман – это штучка. Он вроде Скупого рыцаря, помнишь у Пушкина?

– Еще бы, – улыбнулась Натали, – Бутман тоже скряга и монстр?

– Я этого не говорил, – отмахнулся Храпов. – Очень милый человек, внешне похож на британского лорда. Не то что я.

– Зато ты любимец московских женщин, занесенный в «красную книгу» исчезающего генофонда страны, и к тому же мой самый любимый любовник. Прости за тавтологию. Но где же этот знаменитый дом?

– Вон, впереди, – кивнул Храпов.

Вдоль Бульварного кольца на пересечении с улицей Кирова (ныне Мясницкая) находится шестиэтажное здание в стиле русского модерна. Двор дома с внешней стороны огораживает высокий чугунный забор с большими резными воротами, украшенными витиеватым орнаментом в том же стиле. На последнем этаже и находилась квартира Эдуарда Бутмана, известного в определенных кругах, как один из самых богатых и удачливых коллекционеров в Москве. Репутацию свою он заработал благодаря колоссальным знаниям в области живописи, иконописи, в ювелирном деле, да и вообще во всем, что касается прикладного искусства. К тому же Эдуард обладал фотографической зрительной памятью, что было большим плюсом в его профессии искусствоведа. Но своей истинной профессией он считал коллекционирование. Именно этим занятием Бутман зарабатывал на жизнь, одновременно приумножая и увеличивая в цене свою коллекцию. Официально же, для властей, которые недавно ввели закон о тунеядстве [7], Эдуард числился искусствоведом в одном из третьеразрядных музеев Москвы.

Решение сводить Натали к Бутману возникло у Виктора по двум причинам: во-первых, он давно заметил у Натали неподдельный интерес к произведениям искусства, особенно к антикварным, во-вторых, ему хотелось показать приятелю свою очаровательную пассию.