Михаил Прудников - Операция «Феникс»

Город окутали лёгкие, прозрачные сумерки. На улице шумел, бурлил и переливался людской поток. У ресторана «Сатурн» толпа выясняла отношения со швейцаром. Из открытых дверей магазина грампластинок на улицу выплёскивалась какофония звуков. Дрожащий разноцветный неон рекламы «Аэрофлота» призывал экономить время и летать только самолётами.

Рудник шёл, изредка останавливаясь и незаметно озираясь по сторонам: он не мог избавиться от ощущения, что за ним тащится «хвост». У метро он нашёл телефон-автомат и позвонил.

— Тюльпаны все проданы, — сказал он в трубку. Он старался говорить спокойно. Но на том конце провода, видимо, догадались, что он волнуется. Очень волнуется. Там от него и не ждали спокойствия. Там понимали, что он в капкане, что его надо спасать.

— Очередные прибудут завтра в девять, — ответили ему. Это значило, что завтра в девять он должен явиться на пригородную станцию Химки. Там к нему подойдут и скажут, что надо делать.

А что делать сейчас?

Больше всего его беспокоила Лида. Что она думала? Где она сейчас? Если дома, то полбеды, тогда у него ещё есть время. Но откуда она знает? Этот вопрос мучил его как заноза. Он не может успокоиться, пока не ответит на этот вопрос.

У метро он поймал такси.

— На улицу Кирова, — сказал он шофёру.

Он представил себе её однокомнатную квартиру, тесную кухоньку с шатким столиком и холодильником «Бирюса», телевизором «Темпом» и настольную лампу в виде маленького уличного фонаря пушкинских времён. В этой квартире он провёл немало хороших часов. Он никогда не жил с ощущением устойчивости, прочности, долговечности. Сколько он себя помнил, всё у него было временным. Работа, отношения с людьми, вещи. Любовь к Лидии Павловне тоже. Как проклятие висело над ним его тайное занятие. Какая может быть прочность, когда каждую минуту он мог провалиться. Теперь, как никогда, он понимал, что даже деньги не приносили ему ощущение прочности. Наоборот, чем больше их у него скапливалось, тем менее устойчивым он себя чувствовал. Словно немые свидетели его двойной жизни, они напоминали ему о неминуемом конце.

Такси остановилось у полутёмного подъезда. Рудник расплатился и поднялся на пятый этаж. Ключ от Лидиной квартиры при нём. «Только бы она не заперлась изнутри на цепочку», — подумал он. Дверь оказалась не запертой, и он вошёл в прихожую. Было темно и тихо. Только на кухне журчало радио. Рудник решил, что Лиды нет дома, но, войдя в комнату, рассмотрел в полутьме, что она лежит на тахте. Рудник окликнул её, но она не отозвалась. Даже не пошевелилась.

Он включил свет, но Лида по-прежнему лежала неподвижно и почему-то в одежде: в подаренном им серо-голубом костюме. Одна рука безвольно повисла, касаясь коврика, другая — закинута за голову. Рот приоткрыт, брови болезненно сдвинуты.

Что с ней? Рудник подошёл к тахте, потряс Лиду за плечо. Но она по-прежнему спала. Он тряхнул её сильнее, но она не размыкала глаз. Рудник приложил ухо к груди, Лида дышала. Что же с ней могло случиться?

И вдруг на туалетном столике Рудник увидел обёртку нембутала. Снотворное. Так вот в чём дело! Она приняла снотворное. Почему? Что её заставило? Пока она ещё жива. Но пройдёт час-другой, и её не будет. Она умрёт, у Рудника заколотилось сердце. Что делать? Разбудить? Дать молока или чего-нибудь рвотного? Нельзя же допустить, чтобы она умерла. Он смотрел в её бледное лицо, не зная что предпринять…

Но почему же нельзя? У него не будет свидетеля. Всё упрощается. Ему не нужно её бояться. К чёрту жалость. Почему он должен её жалеть? Только потому, что он с ней спал? К чёрту! К чёрту! Никаких сентиментальностей. Надо спасать себя. Очень хорошо, что она приняла снотворное. И пусть!

Рудник попятился к дверям. Через несколько секунд он уже был на лестничной площадке. Он бежал, прыгая через несколько ступеней. Скорей подальше отсюда. Скорей!

Он пулей выскочил из подъезда. В скверике напротив дома Рудник присел на скамейку, вытер пот со лба. Он попытался взять себя в руки. «Спокойно, — говорил он себе, — спокойно. Надо во всём разобраться. Почему, почему она приняла снотворное?» По привычке он огляделся. И вдруг напротив, в тени соседнего дома, он увидел машину. В ней кто-то сидел. Двое или трое. Их тёмные силуэты еле читались сквозь приоткрытые окна. Они! Рудник не сомневался: это были они. За ним следят! Конец!

Рудник медленно встал, вытащил сигарету, повернувшись спиной к машине, прикурил и побрёл по скверу. Он не знал, что сейчас будет делать. Бежать? Бесполезно! Оторваться во что бы то ни стало, оторваться от «хвоста».