— Послушайте, Юлия. Мы же знакомы почти месяц. Разве вы слышали, чтобы я выдавал себя за Юлия Цезаря или Наполеона? Разве в моём поведении вы заметили что-нибудь странное?
Подобные вопросы Ганс задавал и раньше, но как правило, Юлия отмалчивалась. Быстро заполняла формуляр и исчезала, беспомощно улыбаясь на прощание. Но на этот раз она не выдержала:
— Но почему же вы оказались здесь?
— Этого я и сам не знаю. Могу только догадываться. Во всяком случае, дело не в болезни. Я здоров.
— Так говорят многие больные.
— Больные. Но разве я похож на больного?
— Нет, Ганс. Но тогда что же случилось? Почему же вы всё-таки здесь?
Она в первый раз назвала его по имени, и Ганс почувствовал, как внутри него затеплилась надежда. Если у женщин с таким лицом нет доброты и сострадания, то где же тогда их искать?
Больше всего он боялся, что она уйдёт. И потому рассказывал торопливо. Про Москву и университет. Про деда и тётю в Западном Берлине. Про её друзей и Кларка. Про допросы и виски с допингом. Про бессонные ночи и отчаяние.
Она слушала его очень внимательно. Потом долго молчала.
— Ганс, это невероятно, — сказала она наконец. — Такого просто не может быть. — Он заметил, как порозовели её щёки от волнения.
— Как видите, может.
— Но кто эти люди? Зачем вы им понадобились?
— Не знаю. Могу лишь догадываться. Я понадобился разведке. Для каких целей — мне неизвестно. Но это их работа. Никто не попирает так законы, как буржуазная разведка. Так было всегда.
Сплетя руки, Юлия покусывала сгиб указательного пальца.
— Невероятно. Просто невероятно, — прошептала она.
Он хотел взять её за руку, но она встала.
— Мне надо идти. Доктор Розенблатт может меня хватиться.
Сам доктор появлялся в палате не чаще, чем один раз, в неделю. Он бегло осматривал Ганса и старался как можно скорее улизнуть. Ганс почти не разговаривал с ним: деньги, которые Розевблатт получает от разведки, были весомей самых убедительных аргументов Ганса.
Оставалась Юлия. Никаких других контактов с внешним миром у него, собственно, и не было. Правда, раз в неделю приходил небритый тип убирать номер и менять бельё. Но его мрачная, нелюдимая внешность не располагала к общению.
Ганс почти не сомневался, что Юлия симпатизирует ему и не прочь была бы помочь, если бы не страх потерять работу.
— Юлия, кроме вас, мне некому помочь, — сказал ей Ганс при очередной встрече.
— У меня больная мать. Кто её будет содержать? Подозрение прежде всего падёт на меня.
Ганс на минуту задумался.
— Послушайте, Юлия, — проговорил он наконец. — В Западном Берлине у меня живёт тётка. Её муж крупный бизнесмен. Я попрошу тётку, чтобы она позаботилась о вас.
— Хорошо, Ганс, я подумаю.
И она ушла, оставив в палате запах тончайших духов. Такими по крайней мере, они казались Гансу.
Через несколько дней она сама заговорила о побеге.
— У меня есть школьный приятель. Художник. Я рассказала ему о тебе, и он согласился нам помочь. У него старенький «мерседес». Он отвезёт тебя в Западный Берлин к твоим родственникам.
— Юлия! — вырвалось у него.
— Подожди, — остановила она его жестом руки. — Теперь самое главное: как выбраться отсюда… Входная дверь в изолятор запирается в десять вечера. Ключи находятся у дежурного…
Ганс, не отрываясь, смотрел на бледное лицо Юлии с озабоченно сдвинутыми бровями и большими расширении лги от возбуждения глазами. Сейчас это лицо казалось ему невыразимо прекрасным.
— Я предлагаю такой план. Ты выйдешь отсюда и спустишься по лестнице, ведущей во двор. Внизу две двери: одна ведёт во двор, другая — вниз, в котельную. Ты спустишься в котельную, там иногда дежурит истопник. Будь осторожен — не наткнись на него. Дальше… В левом дальнем углу котельной есть люк и жёлоб, по которому в котельную ссыпают уголь. Люк, правда, заперт снаружи. Но в пятницу вечером перед уходом с работы я его открою. В половине двенадцатого ночи ты вылезешь через люк. Подойдёшь к кирпичной стене и увидишь верёвку… На улице тебя будет ждать машина.
— Да, но как я выберусь отсюда? Из палаты? — сдавленным от волнения голосом спросил Ганс.
Юлия усмехнулась:
— Это очень просто. Я сделаю тебе дубликат ключа. Через два дня ты получишь его.
— Юлия! Ты мой спаситель! Я не знаю…
— Подожди… Ничего не говори. Я суеверна.
Ганс осторожно, почти благоговейно поцеловал запястье её узкой, длинной руки.
Глава четырнадцатая
Посылка
Читать дальше