Дональд Гамильтон - Устранители

Когда-то и мне довелось покорить этот перевал, но на сей раз, выехав из мотеля, я двинулся вдоль гряды. Стрелки часов приближались к трем часам дня, когда я достиг местного центра — Мидл-Форк, который состоял из одного-единственного магазина и бензозаправки. Там меня напичкали газировкой и наставлениями о том, как проехать к месту назначения присовокупив, что сбиться с пути невозможно; с тем я и отправился в горы.

Узкая дорога, змеившаяся вверх, казалось, целиком состояла из ухабов и выбоин, которые иногда словно для разнообразия перемежались крайне ненадежными с виду мостиками. Дорога то и дело раздваивалась. Временами перед развилками были установлены дорожные щиты, указывающие, как проехать к тому или иному ранчо, включая “Дабл-Эл”, но порой мне приходилось поворачивать наугад. Впрочем, меня это мало заботило. Вашингтон остался далеко позади вместе с седовласым Маком и картотекой, хранящей досье на всяких неприятных личностей, с которыми предписывалось держать ухо востро.

Мой старый грузовичок резво преодолевал милю за милей. Местность была дикая, живописная, не загаженная туристами; даже если, паче чаяния, я ненароком собьюсь с пути — ничего не стоит разогреть на портативной плитке жестянку с бобами, а потом заползу в спальный мешок в кузове, и уж утром спокойно отыщу дорогу.

Внезапно передо мной выросли ворота. Довольно грубо сколоченные, они состояли из двух массивных столбов с деревянной поперечиной, прогнувшейся посередине, как это часто бывает по прошествии времени. Через поперечный брус было выжжено клеймо “Дабл-Эл”, а чуть ниже, для особо безмозглых посетителей, следовала расшифровка по буквам: “Ранчо Дабл-Эл”. На одном из столбов красовалась потемневшая от непогоды табличка: “Гостиница”.

Я въехал в ворота. Сейчас, когда было сухо, ухабистая дорога особых проблем не доставляла, но мне показалось, что зимой некоторые участки могут быть попросту непреодолимыми. Завернув за поворот, я очутился на плато, откуда открывался столь захватывающий вид, что я решил запечатлеть его на память — я взял с собой фотоаппарат, чтобы сфотографировать детей. Выбравшись из машины, я подошел к обрыву и сделал снимок. Потом, затолкав фотоаппарат в карман, вернулся к грузовичку. Странное дело: сейчас изготавливают роботов, которые кормят детей, выгуливают собак и даже делают вполне приличные фотографии, но вот сконструировать миниатюрный фотоаппарат так никто и не удосужился. Потому-то я так и привязался к своей старенькой “лейке”, которую можно носить в кармане.

Подойдя к грузовичку, я вдруг заметил лошадь.

Лошадь как лошадь, гнедая, под седлом, со спущенными поводьями, спокойно пощипывала травку на обочине. С одного бока свешивалась кобура для седельного карабина — тоже ничего необычного, учитывая местные нравы. Правда, кобура была пуста. Я едва успел подметить этот факт, как хозяин гнедой выдвинулся из-за грузовичка, держа в руках винчестер 30-го калибра, ствол которого был нацелен на меня.

— Руки вверх! — скомандовал незнакомец. Был он довольно молод, лет двадцати с небольшим, одетый как и я: джинсы, сапоги, ковбойская рубашка и широкополая шляпа. Так уж принято одеваться в этой, местности, поэтому я, покидая мотель, облачился именно в такой костюм, чтобы не выглядеть белой вороной. К тому же отворот высокого сапога очень подходит для того, чтобы носить за ним револьвера, если вас не устраивает наплечная кобура — в конце концов Бет ведь и в самом деле позвала меня на помощь. Кстати, я еще и нож прихватил.

— Не двигайтесь! — выкрикнул юноша, поскольку я приближался к нему, и нетерпеливо взмахнул стволом карабина. — Кому сказано — руки вверх!

Он слишком много говорил, стрелять же явно собирался — по глазам было видно. Я был от него уже в двух шагах, готовый вырвать из его рук оружие и хорошенько отшлепать молокососа, поскольку не люблю, когда мне угрожают, как вдруг послышался возглас:

— Питер! — Голос донесся откуда-то сверху. — Пи — тер, куда?.. А, вот ты где! — Секундное замешательство. Потом: — Господи, это же Мэтт!

Голос я узнал сразу. Неудивительно: я слышал его в течение пятнадцати лет... и не самых плохих лет, если на то пошло.

— Боже мой! Что ты?.. Пит, что ты затеял с ружьем? — Послышался стук копыт спускающейся по склону лошади. Я осторожно засунул руки в карманы. Юноша опустил ствол к земле. Я обернулся и посмотрел на приближающуюся Бет; ее конь, неуклюже переставляя напряженные ноги, словно ходули, боязливо спускался с каменной кручи.