— Меня??
— Я ищу тебя с прошлого лета, Эрик. И недавно столкнулся с тобой на Редондо Бич, неделю назад, я преследовал тебя, подыскивая подходящего момента, чтобы разделаться с тобой.
И это действительно так, я не сомневался в этом ни на секунду. Слишком много было признаков, и таких явных признаков, которых я не принимал во внимание или разрешал себе игнорировать их. Я мог бы порицать Вашингтон, я полагаю, но я начал борьбу с моими сомнениями и сдержанностью, но не очень сильную, чтобы разрешить мне упустить теперь оленя.
Я понял теперь, что Кроче преследовал только меня. Я был практически уверен, что именно меня он ожидал в номере Оливии. Но я думал тогда, что я являлся ненужной деталью которой он хотел завладеть, чтобы выполнить свою основную работу. Со мной никогда не случалось ничего подобного, я никогда не являлся объектом чьей-то работы.
Для человека, преследующего Оливию, Кроче никогда не казался убедительным. Для человека преследующего меня, каков бы ни был его мотив, его поведение было логично, хотя и несколько мелодраматично. Мне пришлось столкнуться с тем фактом, что я пришел к неправильному заключению с самого начала — да и не только я, все мы. Гейл умерла, Тони умерла и я могу умереть от руки не того человека, человека, ничего не знающего об Эмиле Тоссиге. И еще много людей могут погибнуть....
— Разве она не сказала тебе? — Спросил Кроче, — та красивая леди в "Кадиллаке"? Я думал она будет жить достаточно долго, чтобы сказать тебе о том отвратительном человеке, от которого она прыгнула в канаву. Я хотел чтобы ты знал, что я преследую тебя, тебя, Эрик.
— Нет, — сказал я медленно. Я вспомнил, что полисмен говорил, что Гейл требовала теня перед смертью. — Нет, она не сказала мне. Не имела возможности. Она уже умерла, когда я прибыл туда.
— А эта девчонка, которая лежит на полу? Она тоже ничего не сказала? Я сказал ей, чтобы она сообщила тебе, что Карл Кроче преследует тебя и ударит, когда будет готов к этому.
— Она сказала что-то похожее, но я был занят другим делом и не обратил внимания на ее слова.
— Недоразумение, — грустно сказал Кроче, — опять недоразумение. Как жаль. А я ведь хотел дать тебе шанс, Эрик. Шанс, который ты дал другому человеку, которого мы оба знаем.
Я нахмурился, — какому человеку?
— Человеку по имени фон Закс. Генерал Генрих фон Закс. Теперь понял? Ну, вспомнил его?
Наконец-то что-то с чем-то начало складываться.
— Я помню фон Закса, — сказал я. — Но я не помню тебя. Тебя не было тогда в Мехико, прошлым летом, когда я взял его.
— Нет. Я находился в Европе по делам для генерала. Я долго был с ним знаком, Эрик, слишком долго. Когда я вернулся, он был мертв, а его великие планы разрушены, тобой разрушены, Эрик. Понимаешь?
— Его великий план — колечко дыма из трубки, — сказал я. — Ему никогда бы не удалось создать фашистскую империю на этом континенте. Я почти предупредил международный скандал, убив его.
— Это твое субъективное мнение, — сказал Кроче, — но ты убил его. Ты сыграл на его гордости и чувстве чести, ты надсмехался над ним и оскорблял его, пока он не согласился драться с тобой на мачете и тогда ты разрезал его на куски, ты убил его. Он был великим человеком, но имел слабость — его честь, и ты воспользовался этим. Когда я узнал, что случилось, я поклялся, что я найду тебя и убью, Эрик.
— В любое время. Неси мачете.
— Я не такой уж дурак, — рассмеялся он. — Я одно имею в виду: ты затуманил ему ум, ты вовлек моего Генерала в поединок, благоприятный для тебя, а теперь я хочу отплатить тебе тем же, Эрик. Я не думаю, что ты уязвимый в вопросе чести — это не общий недостаток нашей профессии, но я подумал, что тебя можно достать с помощью женщин. Вы, американцы очень чувствительны тогда, когда в вопросе замешана женщина. И несмотря на недоразумение, это сработало, не так ли? Ты здесь потому что я завладел твоей женщиной.
— Ну хорошо, ты высказался. Что же дальше?
— На что ты рассчитываешь? Я надеялся, что ты будешь оспаривать меня, но не вижу этого. А теперь, когда ты понял, почему я хочу тебя убить, я убью тебя, как ты убил генерала фон Закса. Медленно. Но поскольку я не силен в холодном оружии, я не буду разрезать тебя на куски, я просто расстреляю тебя на куски.
Пистолет в его руке замер. Я пытался припомнить точную глубину проникновения пули в однодюймовую сосновую доску — обычный стандарт — для человеческого тела. Да, одна такая пуля насквозь прошила руку Муни. Это тебе не игрушка. Я и не думал тогда, что мог что-то выиграть, если бы заявил ему, что совсем не разрезал фон Закса на куски, а только чуть порвал его тело, пытаясь вынуть глубоко вошедшее мачете из его груди.
Читать дальше